ВИК Марковцы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ВИК Марковцы » Мнения » И снова об Иване Грозном (1 часть...)


И снова об Иване Грозном (1 часть...)

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

Хоть я и в отпуске, в глухой деревне, благодать, но о своих обязанностях не забываю. Очередная статья моего Батюшки. Читайте. Осмысливайте.

Помазанник Божий.
Предисловие.
В работе «Гений и злодейство»1 были показаны плоды деятельности первого русского ца-ря, Иоанна Васильевича Грозного по созданию суверенного Московского Царства, по сути Империи. Поскольку появление мощной державы не могло вызвать радости у европейских государств, то недоброжелательность европейцев к личности её создателя вполне закономер-на. Однако во времена царствования Иоанна IV Васильевича цивилизованной Европе значи-тельно сильнее угрожало другое мощное государство – Турецкая империя, держава не только агрессивная, но и иноверная. Однако такой ненависти как к Московскому Царству и его соз-дателю, ни турецкие султаны, ни созданная ими держава у цивилизованного запада почему-то не вызывает.
Ненависть к первому русскому царю может сравниться только с ненавистью к созданному им Царству, которая со временем не только не утихает, но и разгорается все сильнее, хотя и Царства-то этого уже нет.
Чтобы понять причины такой устойчивой ненависти необходимо сначала рассмотреть ис-торическую ситуацию, предшествующую венчанию на Царство Иоанна Васильевича, причем рассмотреть с Православной позиции.
Итак …

Близ при дверях и русское Царство.

В 1453 году турки взяли Константинополь и положили конец Восточной римской импе-рии, Второму Риму, император которой подписал унию с Римом латинским.
С этого момента, на земле не осталось ни одного суверенного государства, в котором бы сохранялась Истинная Вера – Православие. Римский престол отпал в ересь. Территории ос-тальных древних патриархатов, весь Балканский полуостров, а также Сербия и Болгария ока-зались в составе магометанской Османской империи. Чехия, где проповедовали Святые Ки-рилл и Мефодий, вошла в состав Западной Римской империи и была окатоличена. В 1387 году в Великом княжестве Литовском, куда входили русские, украинские и белорусские земли, в том числе города Киев, Чернигов, Минск, Витебск, Смоленск, Полоцк, Вязьма, было офици-ально введено католичество. Московская Русь входила в состав Золотой орды. И хотя в во-просы веры Золотая орда не вмешивалась, и русский народ мог беспрепятственно исповеды-вать Истинную Веру, а Московские князья имели возможность оказывать помощь своим еди-новерцам за рубежом, суверенной державой она не являлась.
Таким образом, оснований для эсхатологических настроений у Православных христиан было более чем достаточно, но только население Великого княжества Московского приняло вызов «князя мира сего». Однако чтобы принять такой вызов и выйти из поединка победите-лем, необходимо было предварительно стяжать незаурядный «запас» Святости, «запас» Бла-годати Духа Святаго. И эта духовная работа была проделана Русским народом как раз в тот период, когда он находился под властью Золотой Ордой. «XIV - XV века – пишет В.В. Кожи-нов – это, как давно уяснено, время расцвета Святости; именно в эту пору родился образ-понятие "Святая Русь". Простой перечень тогдашних творцов высокого и труднейшего подви-га, причисленных — кто раньше, кто позже, — к лику святых, занял бы несколько страниц.
В сущности, каждый из них видел своего прямого наставника или вдохновителя в вели-чайшем русском святом — богоносном Сергии Радонежском. Это и его непосредственные ученики и сподвижники (действовавшие в эпоху Куликовской победы), — такие, как Кирилл Белозерский, Дмитрий Прилуцкий (он создал достославный монастырь вблизи Вологды), Па-вел Обнорский (обитель на реке Обноре в округе Костромы), Савва Звенигородский, Фера-понт Белозерский, Авраамий Чухломский, Сергий Нуромский и многие другие. Это и более поздние подвижники — Зосима и Савватий Соловецкие, Пафнутий Боровский, Дионисий Глушицкий, Александр Ошевенский и т. д.»2.
Духовный подвиг этих богатырей Духа Святаго и позволил Великому княжеству Москов-скому в конечном итоге стать преемником Второго Рима. Продолжая свою мысль, В.В. Кожи-нов пишет: «Гибель Византийской империи и породила знаменитую идею "Третьего Рима", который являла собой Москва (важно иметь в виду, что под "Первым Римом" понималась во-все не языческая Римская империя античной эпохи, а христианская община в Риме первых ве-ков нашей эры, связанная главным образом с именем Христова апостола Петра) Представле-ние о Москве как о Третьей (и последней!) подлинно христианской державе начало склады-ваться уже вскоре после падения Константинополя, но окончательное выражение получило позднее, в 1520-х годах, в сочинениях псковского монаха Филофея»3.
Да по-другому и не могло быть, ведь те в ком «изобразился Христос» (Гал. 4.19) идут по Его стопам, и как Он пришел в мир, чтобы спасти людей от смерти и диавола, так же и воины Христовы Святой Руси ставят перед собой эту цель. Эту черту русских людей Вальтер Шу-барт подметил даже в XX веке. Он в частности писал: «В национальной идее выражается не то, чем нация хочет быть для себя, а то, чем она хочет стать для мира. Она основана на уве-ренности народа в том, что он не заменим для всемирного целого. Народ же, который живет только для себя, или из любви к себе пытается властвовать над другими, обладает националь-ной алчностью, но не национальной идеей. Истинная национальная идея предполагает мысль обо всем человечестве и является производной от этого. … Русский в этом отношении отли-чается от европейцев. Его национальной идеей является спасение всего человечества»4.
Выражая такое представление своих предшественников о Москве, старец Филофей писал Великому князю Иоанну III: «Иже от вышняя и от всемощная вся содержащая Десница Бо-жия, Имже царии царствуют и Имже велиции величаются и сильнии пишут правду (Вы-деление мое – авт.), тебе, пресветлейшему и высокостольнейшему государю великому князю православному, христианскому царю и владыке всех …
Стараго убо Рима Церкви падеся неверием и Аполлинариевой ересью. Второго же Рима Константинова града Церкви агаряне внуци секирами, оскордами разсекоша двери.
Сии же ныне Третьяго Новаго Рима державнаго твоего царствия Святая Соборная Апо-стольская Церковь, иже в концах вселенныя в православной христианской веры во всей под-небесной паче солнца светится.
И да весть твоя держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христиан-ской веры снидошася в твое едино царство. Един ты во всей поднебесной христианский царь... вся христианская царства снидошася во твое едино, яко два Рима падоша, а третий сто-ит, а четвертому не быти: уже твое христианское царство иным не достанется»5.
При этом учитывая, что главным условием сохранения Третьего Рима является благочес-тие народа, то основная мысль посланий сводится к следующему. «Если русские люди не убе-регут переданного Божественным Промыслом им на сохранение Православия, то Третий Рим – Москва – тоже падет. Но последствия этого будут совсем гибельны, так как у ветхого Рима был наследник – новый Рим – Константинополь, у того приемником стала Москва, она же не будет иметь наследников, так как Четвертому Риму не быть. Если погибнет Москва как носи-тель праведной веры, то погибнет Православие в мире и русские люди уже одни будут неиз-бывно виноваты в этой гибели»6.
Подводя итоги всему сказанному можно следующим образом сформулировать мироощу-щение Святой Руси: «Для предотвращения прихода антихриста необходимо создать суверен-ное Царство которое бы в симфонии с Церковью обеспечило благочестие народа и стало оп-лотом Православия во всем мире».
Вполне естественно, что «князь мира сего» прекрасно понимал, что единственным пре-пятствием воцарению его ставленника-антихриста является Святая Русь, и устранить это пре-пятствие, можно только отвратив Её от истинной веры – Православия, путем насаждения в народе различных ересей. И свой первый удар «человекоубийца искони» (Иоан. 8.44) наносит в 1470-м году. Святой преподобный Иосиф Волоцкий так и характеризует посланца приехав-шего из Киева в Новгород: «В то время жил в Киеве жид по имени Схария, и был он орудием диавола (выделение мое – авт.) – был он обучен всякому злодейскому изобретению: чародей-ству и чернокнижию, звездочетству и астрологии»7. Сей Схария приехал в Новгород в 1470 году вместе с князем Михаилом, о начале его деятельности преподобный пишет: «Жид прель-стил сначала попа Дениса и соблазнил его в жидовство; Денис же привел к нему протопопа Алексия… Потом прибыли из Литвы и другие жиды – Иосиф Шмойло-Скаравей, Мосей Ха-нуш»8.
Естественно, что внедрение такой ереси, или лучше сказать сатанизма, требовало осто-рожности и, следовательно, длительного времени, да и успех внедрения не был гарантирован. А потому враг рода человеческого пытается нанести другой удар, руками тех чьи «души пле-нены от диавола», как писал старец Филофей (т.е. руками латинян), подчинив Великое княже-ство Московское и русскую митрополию римскому первосвященнику9. «После падения Ви-зантии брат павшего на ее стенах императора Константина, Фома Палеолог, нашел с семейст-вом убежище в Риме; после него осталось здесь двое сыновей и дочь София; эту-то дочь папа Павел II через известного кардинала Виссариона, одного из греческих митрополитов, подпи-савших Флорентийское соединение, и предложил в супружество московскому великому кня-зю, без сомнения желая воспользоваться случаем завязать сношения с Москвою и утвердить здесь свою власть посредством Софии, которую по самому воспитанию ее не мог подозревать в отчуждении от католицизма. В феврале 1469 года грек Юрий приехал к великому князю с письмом от Виссариона, в котором кардинал предлагал Иоанну руку греческой царевны, отка-завшей будто бы из преданности к отцовской вере двум женихам — королю французскому и герцогу медиоланскому»10.
«Тое же зимы князь велики, обмыслив с отцем своим митрополитом, и з материю своею …, и з братиею и з бояры своими, и послаша Фрязина в Рим по царевну Софию, генваря 16, с грамотами и посолством к папе да и к гардиналу Висариону»11.
«Того же лета, месяца маиа в 23 день, Иван Фрязин прииде в Рим к папе Систюсю и к гар-диналу Висариону, и бысть честь велика Фрязину и сущим с ним от папы … и дары велики. … Месяца же иуниа 24 отпустиша царевну Софью из Рима за великого князя, а с нею послали послом от папы легатос Антоний, а с ним многи Римляне; … мнози же и ини Греци поидоша с нею, служаше ей»12.
«Вступив на Русскую землю, будущая великая княгиня сразу показала себя строгой рев-нительницей Православия: она тотчас же подошла к благословению священников, а затем прямо отправилась со спутниками в Троицкий Собор; вошел с ней туда и кардинал Антоний, "не по нашему обычаю одетый – весь в красное" - говорит летописец, "в перчатках, которых нигде не снимает, и благословляет в них", и несут перед ним распятие литое, высоко взоткну-тое на древке, к иконам не подходит и не крестится; в Троицком Соборе приложился только к Пречистой, и то по приказанию царевны»13.
Когда посольство подходило к Москве, Великому князю доложили, что перед папским ле-гатом, сопровождавшим Софью «латинский крыж несут». Он собрал совет, можно ли допус-тить такое шествие по Москве. Мнения советников разделились. Тогда Иоанн Васильевич по-слал спросить митрополита Филиппа. Владыка ответил: «не мощно тому быти кое в град сей ему внити, но ни приближитися ему; аще ли же тако учинишь, почтити его хотя, но он в врата граду, а аз, богомолец твой, другими враты из града; не достоит бо нам того слышати, не ток-мо видети, понеже бо возлюбив и похвалив чюжую веру, той всей своей поругался есть»14.
«Тогда великий князь послал боярина отобрать у легата крест и спрятать его в санях; Ан-тоний сначала было воспротивился, но потом скоро уступил. … 12 ноября 1472 года въехала София в Москву и в тот же день обвенчана была с Иоанном, а на другой день легат правил по-сольство и поднес дары от папы»15.
«Он сейчас же поднял вопрос о соединении церквей на основе Флорентийского собора; но митрополит выставил против него на спор Русского книжника Никиту Поповича, который своими вопросами и ответами поставил папского посла в полный тупик; кардинал не нашелся что отвечать и поспешил кончить спор, с досадой промолвивши: "нет книг со мной". Таким образом, папская попытка привлечь Русскую Церковь к латинству, при посредстве брака Ио-анна III с царевной Софией, сразу окончилась полной неудачей: София оказалась преданной Православию, а папский кардинал был посрамлен в споре с нашим книжником Никитою По-повичем»16.
Таким образом, усилия «князя мира сего» совратить Святую Русь в унию успехом не увенчались. Более того, царевна Софья, став Великой княгиней, всячески способствовала соз-данию того Царства, которое начал создавать Русский народ и Русская Церковь, и которое в будущем станет оплотом Православия.
«Современники заметили, что Иоанн после брака на племяннице императора византий-ского явился грозным государем на московском великокняжеском столе; он первый получил название Грозного потому, что явился для князей и дружины монархом, требующим беспре-кословного повиновения и строго карающим за ослушание, возвысился до царственной недо-сягаемой высоты, перед которою боярин, князь, потомок Рюрика и Гедимина должны были благоговейно преклониться наравне с последним из подданных; по первому мановению Гроз-ного Иоанна головы крамольных князей и бояр лежали на плахе. Современники и ближайшие потомки приписали эту перемену внушениям Софии, и мы не имеем никакого права отвергать их свидетельство. Князь Курбский (изменник, нарушевший крестное целование – авт.), за-щитник старины, старых прав княжеских и боярских, говорит, что перемена в поведении кня-зей московских произошла от внушения жен иноплеменных. Нет преступления, в котором бы ожесточенный потомок князей ярославских не обвинил Иоанна III и Софию»17.
«Нет сомнения, что прибывшие с Софией … греки также во многом способствовали уста-новлению взглядов на сущность верховной власти в Государстве. Первым видимым знаком преемственности Московской Руси от Византии было принятие Государственным гербом дву-главого орла, бывшего гербом Греческих царей. Со времени брака Иоанна с Софией Фоми-ничной, двуглавый орел вместе с всадником, поражающим копьем змея, делается навсегда нашим Государственным гербом, причем всадник изображает как Святого Георгия, так также и Государя, поражающего своим копьем всех врагов Отечества и всякое противогосударст-венное зло»18.
Однако Великое княжество Московское все еще находилось под властью Орды. Хотя Золо-тая Орда к тому времени распалась, но её «правопреемником» объявила себя Большая Орда, во главе которой стоял хан Ахмат, и для создания Православного Царства требовалось офи-циально обрести независимость. И деятельное участие в этом, вместе с Русской Церковью приняла Великая княгиня, «… летописцы подтверждают это, говоря, например, что по внуше-ниям Софии Иоанн окончательно разорвал с Ордою»19.
В 1480 году хан Ахмат стал требовать от Иоанна III дани, Великий князь отказал, и хан собрав большое войско двинулся к Москве. Воскресенская летопись сообщает что князь «слушающе злых человек сребролюбцев, богатых и брюхатых, предателей хрестианских, а норовников бесерменских, иже глаголют: "побежи, не можеши с ними стати на бой"; сам бо диавол той усты глаголаше»20.
«Митрополит (же) с Ростовским архиепископом Вассианом Рыло и вообще со всем духо-венством более всех старался противодействовать этим малодушным советам и возбудить ве-ликого князя на борьбу с татарами, чувствуя, что настал решительный час свергнуть поносное иго с отечества. Иоанн поспешил отправить свои полки навстречу врагу и, расположив их где считал нужным, сам возвратился в Москву. Здесь подумали, что он бежал; поднялся общий ропот, а Вассиан, встречая Иоанна в Кремле вместе с митрополитом, осмелился прямо назвать князя беглецом и прибавил: "Вся кровь христиан падет на тебя за то, что ты, выдав их, бе-жишь прочь, не сразившись с татарами. И чего боишься смерти? Не бессмертный ты человек, а смертный. Дай войско в мои руки — увидишь, уклоню ли я, старик, лицо свое пред татара-ми". … Когда разъяснилось, что Иоанн Васильевич вовсе не бежал, а приехал в Москву толь-ко помолиться угодникам Божиим и посоветоваться с митрополитом, своею матерью, своим духовным отцом Вассианом и с боярами и чрез две недели собрался снова отправиться к вой-ску, тогда митрополит напутствовал князя следующими словами: "Бог да сохранит царство твое силою Своего Честного Креста и даст тебе победу на врагов молитвами Пречистой Бого-родицы и всех святых. Только мужайся и крепись, сыне духовный, как добрый воин Христов. Господь сказал: Пастырь добрый душу свою полагает за овцы, а наемник, видя волка гряду-щего, оставляет овец и убегает... Ты, государь, не как наемник, но как истинный пастырь по-тщись избавить врученное тебе словесное стадо Христовых овец от грядущего ныне волка. А Господь Бог укрепит тебя и поможет тебе и всему твоему христолюбивому воинству". Все ду-ховенство сказало вместе при этом: "Аминь". Иоанн (3 октября) отправился к войску … Но вдруг в Москву донеслась весть, что великий князь снова поддался влиянию своих недобрых советников и с унижением посылал просить мира у Ахмата. Это вызвало со стороны духовен-ства два послания к Иоанну. Одно отправлено было владыкою Вассианом, который как ду-ховник князя считал себя вправе объясняться пред ним со всею смелостию. "… Что же мы слышим? Ахмат приближается и губит христианство, похваляется на тебя и на твое отечество, а ты смиряешься, просишь о мире, посылаешь к нему, когда он дышит гневом и не слушает твоей мольбы. Не унывай, но возверзи на Господа печаль твою, и Той тя пропитает. Дошло до слуха нашего, что прежние твои развратники не перестают шептать тебе на ухо льстивые слова, советуют не противиться супостатам, но отступить и предать на расхищение волкам словесное стадо Христовых овец. Молюсь твоей державе, не слушай их советов! Что они со-ветуют тебе, эти льстецы лжеименитые, которые думают, будто они христиане? Советуют бросить щиты и, не сопротивляясь нимало окаянным этим сыроядцам, предать христианство, свое отечество и, подобно беглецам, скитаться по чужим странам. Помысли, великомудрый государь, от какой славы в какое бесчестие сведут они твое величество, когда народ тьмами погибнет, а церкви Божии разорятся и осквернятся. Кто каменносердечный не всплачется об этой погибели? Убойся же и ты, пастырь! Не от твоих ли рук взыщет Бог эту кровь? Не слу-шай, государь, этих людей, хотящих честь твою преложить в бесчестие и славу твою в бессла-вие, хотящих, чтобы ты сделался беглецом и назывался предателем христианским; выйди на-встречу безбожному языку агарянскому, поревнуй прародителям твоим великим князьям. … Но, может быть, ты опять скажешь, что мы находимся под клятвою прародительскою не под-нимать рук на хана, то послушай: если клятва дана по нужде, то нам повелено разрешать от нее, и мы прощаем, разрешаем, благословляем тебя идти на Ахмата не как на царя, но как на разбойника, хищника, богоборца. … Бог попустил на прародителей твоих и на всю землю на-шу окаянного Батыя, который разбойнически попленил всю землю нашу, и поработил, и во-царился над нами … Тогда мы прогневали Бога, и Он на нас разгневался как чадолюбивый Отец, а теперь, государь, если каешься от всего сердца и прибегаешь под крепкую руку Его, то помилует нас милосердый Господь и не только освободит нас от новых измаильтян и их царя Ахмата, но нам поработит их. Потому и мы от чистой веры день и ночь молим Бога о твоей благочестивой державе, да будут покорены враги ваши под ноги ваши". Второе посла-ние написал к великому князю митрополит, но не от себя только, а от лица всех епископов, всего духовенства и говорил между прочим: "Мы все благословляем тебя, великого государя русских земель, и молим Господа Бога и Пречистую Богоматерь о тебе, и о твоем сыне, и о твоих братьях, и о всех ваших князьях, боярах, воеводах и христолюбивом воинстве, да под-крепит Он вас постоять мужественно за святые церкви Русской земли и за нашу чистую пра-вославную веру и да пошлет вам на помощь воеводу небесных сил архистратига Михаила. И надеемся, что Он покорит супостатов под ноги ваши молитвами великих святителей и чудо-творцев Петра, Алексия и Леонтия, и преподобных Сергия, Варлаама и Кирилла, и сродника вашего святого старца Александра Невского... А если кому из ополчения вашего случится быть убитым на той брани за святые церкви и за людей православных, тот восприимет второе крещение мученическое, и своею кровию омоет душу свою от грехов, и удостоится от пра-ведного Судии Небесного Царствия и блаженства с мучениками... " Должно, однако ж, ска-зать, что это послание если и отправлено было к Иоанну, то им получено уже по окончании брани, ибо оно писано в Москве от 13 ноября, а Ахмат бежал с своею ордою еще 11 ноября»21.
Итак, Великое княжество Московское стало суверенной державой не только фактически, но и юридически.
В то же время представляется очевидным, что под «богатыми и брюхатыми» летопись имела ввиду тех представителей княжеских родов, которые противились созданию Право-славного Царства и ненавидели Великую княгиню Софью, отстаивая свои вотчинные права. С. М Соловьев пишет «что в два предшествовавших княжения, Василия Дмитриевича и Васи-лия Темного, вступили в службу великих князей московских многие князья, Рюриковичи и Гедиминовичи, которые сохраняли на службе первенствующее положение, именуясь прежде бояр; таким образом, старые московские боярские роды были оттеснены от первых мест кня-жескими родами. При Василии Темном три из последних занимали самое видное место: Пат-рикеевы, Ряполовские и Оболенские; то же значение сохраняют две первые фамилии и в кня-жение Иоанна III; к ним с самого начала присоединяется еще княжеская фамилия Холмских, тверских удельных, вступивших в службу московскую»22.
Естественно, что эти гордые потомки Рюрика не могли смириться с властью самодержав-ного царя. Однако подходящего случая ждать пришлось довольно долго.
26 марта 1479 года у Софии родился первый сын Василий, а в 1490 году старший сын Ио-аннов, великий князь Иоанн Молодой (которого Иоанн III объявил Великим князем и сделал своим соправителем) умер 32-х лет. «Богатые и брюхатые» недовольные централизацией вла-сти распустили слух, что Иоанн III и София, отравили Иоанна Молодого. Но последний оста-вил малолетнего сына Димитрия от брака своего на Елене, дочери Стефана, господаря мол-давского, и потому теперь возникал вопрос, кому наследовать великое княжение — сыну или внуку.
С одной стороны внук не мог получить великого княжения «не по отчине». Но отец Ди-митрия, Иоанн, был при жизни своего отца уже великим князем, равным отцу, и потому преждевременная смерть Иоанна Молодого не лишала его сына прав на Великое княжение и Иоанн III должен был отдать преимущество внуку Димитрию перед сыном Василием. Но Ва-силий имел за собой также важные преимущества: он был сын Софии Палеолог, от царского корня. Ему, а уже никак не Димитрию принадлежал герб Римской империи.
Двор разделился на две части. С.М. Соловьев пишет: «Если князья и бояре и по смерти Софии дурно отзывались о ней, представляли ее виновницею перемены, перемены к худшему, по их мнению, то ясно, что они не могли быть расположены к ней при жизни ее и потому под-держивали Елену, вдову Иоанна Молодого, и сына ее Димитрия; на стороне же Софии и сына ее Василия мы видим только детей боярских и дьяков»23.
Здесь особый интерес представляет так сказать граница «раскола»: за Елену и Димитрия выступают все те же «богатые и брюхатые», а на стороне Великокняжеской четы – служилые люди. Однако у Елены и Димитрия была еще одна группа приверженцев. Как мы помним, в 1470 году в Новгород была завезена ересь жидовствующих. Первое время она распространя-лась в Новгородской земле, но в 1480 году Великий князь посетил Новгород и взял в Москву первых учеников Схарии. «Кто без слез сможет поведать, что натворили эти скверные псы со своими подручными?  - пишет Преподобный Иосиф - Сразу по приезде в Москву … они не смели выказать что-либо неподобающее, но таились, как змеи в норе: на людях представля-лись святыми и кроткими, праведными и воздержными, но тайно сеяли семена беззакония и погубили многие души, совратив их в жидовство, так что некоторые отпали от Церкви и обре-зались в жидовскую веру; и среди них Ивашка Черный, черный как именем, так и делами, и Игнат Зубов, соучастник его. В 6993 году (12 декабря 1484г) во архиепископы Великого Нов-города и Пскова был поставлен преосвященный Геннадий: как свеча на подсвечнике был он поставлен Божиим судом. Словно лев, бросился он на злодеев-еретиков, выпрыгнув из чащи Священного Писания, с высоких и прекрасных гор пророческих и апостольских учений, и своими когтями разорвал их скверные утробы, напоенные ядом жидовства, своими клыками растерзал и сокрушил их, разбивая о камень. Еретики обратились в бегство и прибыли в Мо-скву, где уже имели готовую помощь себе - Алексея протопопа и Дениса попа, которые успе-ли многих прельстить и поставить на службу своей беззаконной жидовской вере. Среди мона-хов они прельстили окаянного Зосиму - назову его не архимандритом, но осквернителем, ра-дующимся калу идолослужения, наподобие первого еретика Зосимы Черного. Потом они при-влекли в свою ересь монаха Захара, потом Федора Курицына из двора великого князя, безме-стных дьяков Истому и Сверчка, из купцов же - Семена Кленова. А Федор Курицын, Истома, Сверчок и Семен Кленов многих других научили жидовствовать. В то время протопоп Алек-сей и Федор Курицын имели такое влияние на великого князя, как никто другой. Они занима-лись, астрологией, чародейством и чернокнижием и другими ложными учениями. Из-за этого к ним многие присоединились и погрязли в глубине отступничества. Так пришел на землю прескверный сатана - и нашел у многих землю сердечную возделанной и умягченной житей-скими удовольствиями, тщеславием, сребролюбием, сластолюбием, неправдой, и посеял свои гнусные плевелы …»24.
Из этих лиц «известен более других Феодор Курицын, дьяк Великого князя, бывший не раз в литве, посланный послом в Волошскую землю, по поводу брака Великого князя Ивана млодого с Еленою… Зять протопопа Алексея, Новгородский еретик Иван Максимов был тут же среди еретиков и ему то довелось склонить к ереси вдову Елену Стефановну, невестку Ве-ликого князя. Кружек собирался ни у кого другого, как у Курицына. Еретики толковали меж-ду собой о вере и по выражению современника поучались на Православных. Влиятельный дьяк Курицын, а с ним и другие достигли того, что приемником Геронтия (московского ми-трополита почившего в начале 1489 года – авт.) был избран человек из их среды. В сентябре 1490 поставлен был на митрополию архимандрит Симоновский Зосима»25. Подводя итог вы-шесказанному приведем мысли митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна: «Организация еретического общества сохранялась в тайне… И что самое странное, привер-женцам ереси предписывалось "держать жидовство тайно, явно же христианство". Именно показное благочестие стало причиной возвышения многих из них. Таким образом, внешняя деятельность еретиков была направлена на внедрение в аппарат властей – светский и духов-ный, имея конечной целью контроль над их действиями и решающее влияние на них. Проще сказать, целью еретиков в области политической являлся захват власти. И они этого едва не преуспели»26.
Таким образом, кроме «богатых и брюхатых» на стороне Елены и Димитрия оказались жидовствующие еретики во главе с митрополитом, а на стороне Софии и Василия кроме слу-жилых детей боярских и служилых дьяков – Православный народ во главе со Святителем Геннадием и преподобным Иосифом. Открытая борьба между ними началась в 1497 году.
С.М. Соловьев пишет: «Дьяк Федор Стромилов известил Василия, что отец хочет пожало-вать великим княжением внука Димитрия, и вместе с Афанасьем Ярепкиным, Поярком, Руно-вым братом, и другими детьми боярскими начал советовать молодому князю выехать из Мо-сквы, захватить казну в Вологде и на Белоозере и погубить Димитрия; главные заговорщики набрали себе и других соумышленников, привели их тайно к крестному целованию. Но заго-вор был открыт в декабре 1497 года; Иоанн велел держать сына на его же дворе под стражею, а приверженцев его велел казнить; шестерых казнили на Москве-реке: Яропкину отсекли ру-ки, ноги и голову, Пояркову — руки и голову; двум дьякам — Стромилову и Гусеву — да двум детям боярским — князю Палецкему-Хрулю и Щеню-Стравину — отсекли головы, мно-гих других детей боярских пометали в тюрьмы. В то же время рассердился великий князь и на жену свою, великую княгиню Софию, за то, что к ней приходили ворожеи с зельем; этих ли-хих баб обыскали и утопили в Москве-реке ночью, после чего Иоанн стал остерегаться же-ны»27.
Что касается самого факта заговора со стороны Софии, то он вызывает большие сомнения, ибо София, византийская царевна, воспитанная при папском дворе, имевшая большое влияние на мужа, построила бы интригу совершенно иначе. А уж обращение её к «лихим бабам», и во-все не в какие ворота не лезет, хотя бы в силу её представлений о собственном царском дос-тоинстве. Все это больше похоже на происки княжат и жидовствующих. Воскресенская лето-пись так и сообщает: «В лето 7006 (т.е. 1498 г). По диавольскому наваждению, лихих людей совету восполеся князь великы Иван Васильевич на сына своего князя Василия да на жену свою на великую княгиню Софью, да в той вспалке велел казнить детей боярских: Володиме-ра Елизарева сына Гусева, да князя Ивана Палецкого Хруля, да Поярка Рунова брата, да Ща-вина Скрябина сына Травина, да Феодора Стромилова диака введенного, да Онуфрия Яроп-кина; казниша их на леду, головы им ссекоша декабря 27»28.
Так что «боевые» действия начали как раз сторонники Елены. И они своего достигли. «Тое же зимы, февраля 4, в неделю, князь велики Иван Васильевич всеа Русии благословил и посадил на великое княжение … внука своего, князя Димитрия Ивановича»29. А «бояре, не любившие Софию за принесение новых понятий, пользуются, однако, ими и называют Ди-митрия-внука боговенчанным в укор Василию»30. То есть княжеская олигархия и еретики сде-лали своего человека Великим князем и соправителем Иоанна III. Осталось только ликвиди-ровать старого Великого князя и цель достигнута.
Однако вскрылась какая-то крамола и «В лето 7007 (1499). Велел князь велики поимати бояр своих, князя Ивана Юрьевича з детьми да князя Семена Ивановича Ряполовского, и ве-лел казнити князя Семена, голову ему ссекоша на Мосве реце; а князя Ивана Юрьевича пожа-ловал от казни, отпустил его в чернеци к Троице; а сына его князя Василия Ивановича Криво-го отпустил в монастырь в Кириллов на Белоозеро»31. «В чем состояла крамола бояр неиз-вестно; но несомненно одно, что эта крамола была важная; при том она находилась в связи с действиями Елены против Софии и бояре были наказаны за высокоумничание, то есть за са-мовольные действия против распоряжений князя»32.
Характерно, что после этого Великий князь снимает опалу с Софии и Василия, но Димит-рий остается Великим князем. То есть Иоанн Васильевич не связывает клевету на свою жену и сына с Еленой и Димитрием, и только через 3 года, 11 апреля 1502 года он заключил по-следних в темницу, приказав не поминать более Димитрия Великим князем. Стоит так же от-метить, что 7 апреля скончалась Великая княгиня София, а 14 апреля 1502 г. Иоанн Василье-вич посадил на Великое княжение всея Руси по благословению митрополита Симона своего сына Василия.
По всей видимости, с падением Елены и Димитрия в опалу попал и Феодор Курицын, а это в свою очередь привело к торжеству Истины, к победе Святых Геннадия и Иосифа со служилыми детьми боярскими и царскими дьяками. Это подтверждается тем, что летом 1503 года был созван собор, осудивший ересь, на котором присутствовал преподобный Иосиф Во-лоцкий, а так же тем, что Великий князь Иоанн Васильевич просил прощения у митрополита и преподобного Иосифа за свое попустительство ереси.
В 1505 году Великий князь Иоанн III Васильевич отошел ко господу, но его дело продол-жил Василий III Иоанович.
Папа римский и император Западной римской империи Максимилиан неоднократно пред-лагали Великому князю Василию принять на себя титул императора Восточной римской им-перии, имея ввиду империю Византийскую, указывая, что по брачному праву он является за-конным наследником Византийских базилевсов и заключив унию с папой принять участие в крестовом походе против Османской империи. В частности «в 1519 году папский престол призывал Василия III "за свою отчину Константинопольскую стояти" и выступить "для обще-го христианского добра против турка, кой держит наследие царя всея Руси". Однако все эти дипломатические шаги не дали никакого результата»33. Русские Великие князья и цари, при-нимая от Византии на свои плечи роль удерживающего, отнюдь не собирались менять Третий Рим на Второй. Княжеская оппозиция в это время то же не имела возможности открыто вы-ступать против Великого князя. Однако у него не было потомства. «Великий князь решил дать ей (своей жене – авт.) развод. Сторонниками этого решения был митрополит Даниил … и большинство бояр; но были и противники, в том числе князь Семен Курбский (дед изменника Андрея Курбского – авт.) и бывший князь – Василий Косой Патрикеев, в иночестве Вассиан. … Получив развод – Василий, в начале 1526 года, женился на дочери князя Василия Львовича Глинского … княжне Елене Васильевне»34. 25 августа 1530 года Елена родила первого сына, Иоанна, потом через год и несколько месяцев – Георгия. А в сентябре 1533 года Великий князь Василий заболел и 3 декабря отошел ко Господу приняв иноческий образ с именем Вар-лаам. Перед смертью он оставил своим наследником на Великое княжение трехлетнего сына Иоанна, а до его совершеннолетия управление государством легло на плечи Великой княгини Елены. Возникшие было смуты, на которые рассчитывали за границей были быстро устране-ны. Главой московского правительства в конечном итоге стал лучший воевода того времени князь Иоанн Овчина-Телепнев-Оболенский. Но заграницей рассчитывали на эти смуты. Крымский хан Саип, устранив соперников, требовал дани и предъявлял права на Казанское ханство. Летом 1534 года начал военные действия польский король Казимир. Однако осенью того же года получил достойный отпор. Московские полки под руководством князя Иоанна Овчины опустошили литовские земли, не дойдя всего 40-50 километров до Вильно. На другой год Казимир снова направил войска на Московское княжество, московские полки снова отве-тили достойно. Казимир запросил мира35. С Крымом положение было более тяжелое, но и здесь удалось достичь мира с минимальными потерями. Кроме того, был заключен мирный договор со Швецией. Однако, не надеясь на договора, Елена строила новые города с крепо-стями и укрепляла крепости в старых городах. Так на западе были построены крепости Себеж и Заволочье в Ржевском и Велиж в Торопецком уездах; Стародуб и Почеп, сожженные литов-цами были возобновлены. На восточных рубежах были поставлены города в Мещере, в Кост-ромском уезде поставлен Буйгород, Устюг и другие. Была проведена реконструкция укрепле-ний во Владимире, Твери, Ярославле, Вологде, Новгороде Великом, Перми и других городах. Кроме того, Елена провела денежную реформу, изъяв из оборота порченые деньги. На старых деньгах изображался Великий князь с мечем в руке, а на новых с копьем, и деньги стали на-зываться копейными (копейками)36. Естественно, что для всех этих мероприятий требовались деньги, и Елена вынудила бояр участвовать в строительстве крепостей. Что вызывало новое недовольство княжеской олигархии.
Таким образом «все правление было положено на Великой княгине Елене; видим также, кто был главным её советником: желая мира, литовский гетман Радзивил отправил послов к боярину конюшему, князю Овчине-Телепневу-Оболенскому; гонец казанский, желая отпра-вить татарина домой, бил челом тому же боярину, чтоб печаловаться об этом Великому князю и его матери. После опалы Глинского, Бельского и Воронцова у Оболенского не было явных врагов и соперников; но могли ли равнодушно сносить первенствующее положение Оболен-ского люди, считавшие за собой более прав на такое положение? Пока жива была Елена, пе-ремены нельзя было ожидать. 3 апреля 1538 года Елена умерла. Герберштейн говорит утвер-дительно, что её отравили»37.
Сегодня факт отравления Великой княгини Елены подтвержден проведенной экспертизой, содержание мышьяка в её останках превышает норму в 10 раз38.

Помазанник Божий.

Таким образом, вплоть до убийства Великой княгини Елены Московское государство уве-ренно шло к цели поставленной перед ним Господом. Результаты правления княжеской оли-гархии между смертью Великой княгини Елены и вступлением на престол Иоанна IV Василь-евича приведены в работе (1). Но что бы понять их внутреннюю сущность обратимся к фак-там.
«В седьмой день по кончине Елены схвачены были конюший – боярин князь Овчина-Телепнев-Оболенский и сестра его Аграфена, мамка Великого князя, по совету Василия Шуй-ского, брата его Ивана и других. Оболенский умер в заключение от недостатка пищи и тяже-сти оков; сестру его сослали в Каргополь и постригли. … Знатные враги Шуйских подверг-лись только заключению или ссылке, зато горькая участь постигла дьяка Мишурина. Мы ви-дели этого дьяка в числе самых приближенных людей к Великому князю Василию; … Шуй-ские захватили Мишулина на своем дворе, велели княжатам, боярским детям и дворянам ободрать его, нагого велели положить на плаху и отрубить голову у тюрем»39. В 1539 году Шуйские низложили митрополита Даниила, на его место был избран Троицкий игумен Иосаф. Однако он так же оказался человеком независимым и не захотел поддерживать Шуйских, а взял сторону малолетнего Великого князя, добившись так же освобождения князя Ивана Бельского, заточенного Шуйскими. Составилось новое правительство. «Но – как свидетельст-вует житие преподобного Максима Грека - это правительство в 1542 году было насильственно низвергнуто происками Шуйских, стремление которых к власти не имело границ. Собрав не-сколько сотен мятежных воинов, младший Шуйский в ночь на 4-е Января 1542 года напал на Бельского, схватил его и отправил в Кириллов монастырь, где он, по приказанию Шуйских, и был задушен. В то же время мятежники окружили дом Митрополита в Чудовом монастыре, и стали бросать камнями в окна. Встревоженный таким внезапным нападением, старец-Святитель удалился во дворец Князя; но мятежники бросились за ним туда, разбудили и пере-пугали молодого Государя. Чтобы не подвергать его опасности, Митрополит направился на Троицкое подворье. Туда за ним ринулась и толпа, готовая растерзать его, и только слезная мольба игумена подворья спасла его от смерти. Его схватили и отправили в тот же Кириллов монастырь, откуда, однако, через несколько времени ему дозволено было возвратиться в оби-тель преп. Сергия, где он и пробыл до конца своей жизни.
Своеволие и всякого рода насилия бояр-правителей в это время не имело никаких границ; даже рабы их сделались владыками России и не менее господей своих угнетали народ. Не бы-ло ни суда, ни расправы, никто не был уверен в собственности и личной безопасности. Это горестное состояние России так описывает летописец: "Тогда (т. е. по смерти Василия Иоан-новича) князем и боярам, и вельможам, и судиям градским, самоволием объятым, и в без-страшии живущим, и неправосудящим, но по мзде, и насильствующим людем и никогоже боящимся, понеже бо великий князь бе юн, и ниже страха имущим и небрегущим от сопостат российския земли, тамо бо языцы погании христиан губяху и воеваху, зде же бояре и воеводы мздами и налогами и великими продажами христиан губяху. Такожде и обычные дворяне и дети боярские и рабы их творяху, на господей своих зряще. Тогда же во градех и селех не-правда умножися, и восхищения и обиды, татьбы и разбои умножишася, и буйства и грабле-ния многа". От такого бесчеловечного правления были "слезы и рыдание, и вопль мног по всей Русской земле".
Все это возбудило в преподобном Максиме ревность, и он, пренебрегая всеми, могущими произойти собственно для него опасностями, решил изобразить аллегорически, состояние Русского Царства того времени, следующею притчею: "Шел я по трудному и скорбному пути, и увидел жену, сидящую при пути с поникшею головою, горько сетующую и неутешно пла-чущую, одетую в черные ризы, приличные вдовам; вокруг неё было множество зверей: львов, медведей, волков, шакалов. Я ужаснулся при этой странной и нечаянной встрече; однако ж дерзнул приступить к жене с вопросом: кто она, каково её имя, и зачем она сидите при этом пути и плачет? Дивная та жена долго отказывалась отвечать… Наконец, уступив моим прось-бам, она отвечала: "я, о страннике, одна из благородных и славных дочерей Царя Небесного; мое имя Василия, что значит Царство. Я получила это имя от Вышняго в знак того, что вла-деющие мною должны служить крепостию и утверждением для своих подданных, а не причи-ною пагубы и смятения". - На вопросе мой о причине её печали … она отвечала: "не говоря уже о многих других моих безотрадных скорбях, — правящие ныне мною, по великой своей жестокости, нисколько не принимают добрых советов доброжелательствующих им, и по при-чини беспримерного развитая в них страстей, они сделали меня никуда не годною, и обесчес-тили, а себя самих сделали пленниками всех окружающих их. Все сластолюбцы и властолюб-цы стараются подчинить меня себе; но мало таких, которые бы действительно радели обо мне и украшали бы меня, - которые бы достойно Отца моего и царского моего имени устраивали положение живущих на земли людей. Большая же часть … побеждаясь сребролюбием и ли-хоимством, мучат подручных себе всякими истязаниями, денежными взысканиями, принуди-тельными работами по возведению многоценных строений, ни сколько не содействующих к утверждению державы, а служащие лишь для излишнего самоугождения и для удовлетворе-ния желаниям развратной своей души… Дома их – дома беззакония, как устроенные посред-ством несправедливости и насилий, и наполненные всегда всяким лихоимством и безчинием... Они всякими своими неправдами и лихоимством и богомерзкими блужениями, нарушают благочестный покой царский. (т.е. малолетнего царя Иоанна – авт.) Ноги их скоры на про-литие крови, по причине неправеднаго их гнева и зверской ярости... Они не внемлют ни свя-щенническому душеполезному учению, ни советам опытных старцев, ни угрозам боговдохно-венных писаний; ко всему этому они глухи, и как аспиды глухие затыкают себе уши, и преда-лись лишь одним сатанинским играм, всякому объедению и пьянству, и поработились плот-ским страстям. Поэтому они оставлены Богом и преданы во власть лукавых духов, и бесы управляют ими"... Поскорбев обо всем этом, я спросил благородную ту жену: что значит — этот пустынный путь и эти окружающие тебя звери? Она отвечала: Этот пустынный путь есть образ окаянного последнего сего века, как уже лишенного благоверных и мудрых царей, рев-нителей Отца моего небесного"»40.

0

2

2 часть.

Так Святой Максим характеризовал «богатых и пузатых» которых князь-изменник Курб-ский в будущем назовет «сильными во Израиле». Именно эту княжескую олигархию и пытал-ся использовать сатана, что бы не допустить возникновения Третьего Рима, загораживающего путь антихристу. И естественно, что будучи свидетелем всех мерзостей которые творила кня-жеская олигархия, Великий князь Иоанн IV Васильевич не питал относительно неё никаких иллюзий, а прямо говорит, что «учились они у отца своего диавола», о чем писал и Преподоб-ный Максим. А рано это осознав он просто был вынужден использовать все доступные сред-ства, что бы достроить Третий Рим и загородить путь антихристу. К этому призывал его и Преподобный Максим. В послании к благоверному царю Иоанну Васильевичу он писал: «Есть много таких свойств, которыми благочестно царствующие на земле уподобляются не-бесному Владыке, каковы – кротость и долготерпение, попечение о подчиненных, … и то что-бы не призирать обижаемых, но с великою любовию к ним и божественною ревностию воз-буждать себя ко отмщению за них (выделение мое – авт.). Это делает начальствующих по-добными Богу»41.
Позже, когда изменник Курбский напишет Иоанну Васильевичу: «Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, … и кровью мученическую обагрил церковные пороги…»42. Государь от-ветит ему: «Как же тебе не стыдно именовать мучениками злодеев, не разбирая кто за что по-страдал? Апостол восклицает: "Тот кто незаконно, то есть кто не за веру, подвергнется муче-ничеству, не достоин мученического венца"; божественный Златоуст и великий Афанасий го-ворили: "Мучимы воры, разбойники, злодеи и прелюбодеи, но они не блаженны, ибо мучимы за свои грехи, а не во имя Бога". … Разве ты не видишь, что никто не восхваляет мучения тво-ривших зло? Вы же, уподобляясь своим злобесным поведением ехидне, изрыгающей яд, не разбираете ни обстоятельств, ни покаяния, ни преступности человека, а хотите только бесов-ской хитростью прикрыть свою коварную измену лживыми словами. … Когда же суждено было … благочестивой Елене, переселиться из земного царства в небесное… Было мне в это время восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления своих желаний (отравив Елену – авт.) – получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы не проявили, сами ринулись к богатству и славе, и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Сколько бояр наших, и доброжелателей нашего отца и воевод перебили! …»43.
«Время малолетства Ивана IV - критический момент для московского самодержавия. – пишет Р.Ю. Виппер - Если монархия в Москве спаслась от крушения, не потерпела ущерба от "вельмож" на манер Польши, то всего более она обязана была этим своей могущественной союзнице, Церкви. Иерархи с какой-то особенной горячностью ринулись в политическую борьбу; князья Шуйские, по-видимому, рассчитывали вытеснить правящий дом Калиты, встретили резкий отпор духовенства; в короткий срок трех лет им пришлось свергнуть одного за другим двух митрополитов, Даниила и Иосафа. Но в результате церковники одержали по-беду: с 1542 г. начинается митрополитство знаменитого Макария»44.
С этого момента Великий князь попадает под опеку митрополита. В отличие от предыду-щих митрополитов владыка Макарий пользовался большим авторитетом в народе, и сместить его было не так то просто. Тем не менее, своеволие бояр не замедлило обнаружиться вновь. 9 сентября 1543 года «князья Шуйские, Кубенские, Палецкие со своими клевретами, враждуя против нового любимца государева - Воронцова, восстали на него в самой думе, начали его бить, повлекли в другую комнату. Государь тут же находившийся послал за ними митрополи-та. Не устыдившись первосвятителя, князья стеснили его, порвали на нем мантию, но он ус-пел, по крайней мере, удержать неистовых от смертоубийства»45. Но никакое заступничество Великого князя и митрополита не избавило Воронцова от ссылки.
А всего через несколько месяцев, «29 декабря 1543 года Иоанн велел схватить первосо-ветника боярского, князя Андрея Шуйского, и отдать его псарям; псари убили его, волоча к тюрьмам; советников его – князя Федора Шуйского, князя Юрия Темкина, Фому Головина и других – разослали. … С тех пор говорит летопись, начали бояре от государя страх иметь и послушание»46.
Здесь, прежде всего, поражает быстрая смена ситуации. Если всего несколько месяцев на-зад Великий князь униженно просил за Воронцова, и его просьбы были проигнорированы, то по прошествии этих месяцев распоряжения 13-ти летнего Иоанна Васильевича беспрекослов-но исполняются, и в опалу попадают представители могущественных кланов. Глинские, буду-чи людьми пришлыми обеспечить такую власть отрока-государя не могли, хотя и способство-вали ей. Единственным человеком, который мог сплотить служилых людей вокруг государя, был митрополит Макарий. Высокая образованность Иоанна Грозного, блестящее знание Свя-щенного Писания, истории, принципов Византийской государственности, составление цер-ковных песнопений и молитвословий, поныне звучащих в церковных службах47, все это сви-детельствует о том, что митрополиты и в особенности владыка Макарий серьезно занимались воспитанием Великого князя.
Таким образом 29 декабря 1544 года смута была пресечена, диавол посрамлен, строитель-ство Удерживающего Третьего Рима продолжилось, а перспективы воцарения антихриста бы-ли отодвинуты на неопределенное время.
«Чтобы ослабить самоволие бояр, под гнетом которых протекли младенчество и отрочест-во Иоанна IV, он на семнадцатом году своего возраста пожелал возвысить свою власть приня-тием титула царя. Для этого необходимо было церковное благословение, и возложение на приемлющего сан царя регалий, принадлежащих царям греческим. 16-го января 1547 года со-стоялось венчание на царство Иоанна Грозного. … Знаки царского сана – крест Животворя-щего Древа, бармы и шапка Мономаха – возложены были на Иоанна митрополитом. Так же митрополит возвел его на заранее приготовленное царское место и говорил поучение, а затем во время литургии возложил на него золотую цепь Мономаха. После приобщения Св. Таин Иоанн был помазан миром»48.
В своем поучении, которое говорил митрополит Макарий во время венчания на царство Иоанна Васильевича он практически повторил слова Преподобного Максима: «Христолюби-вому воинству будь приступен и милостив и приветен по царскому своему сану и чину. Всех православных христиан блюди и жалуй и попечение о них имей от всего сердца. За обидимых стой царстки и мужески и не попускай и не давай обидети их не по суду и не по правде – сего бо ради, царю, приял еси правити хоругви великаго царства Российскаго и разсуди и прави люди твоя в правду»49.
И необходимо отметить, что Иоанн Грозный это хорошо усвоил. Так в своем завещании детям, он повторяет те же мысли развивая их: «Знайте Православную веру, крепко за неё страждите и до смерти; а сами живите в любви, - а воинству, поелико возможно, навыкните. А как людей держати и жаловати, и от них беречися, и во всем их умети к себе присвоивати, и вы бы тому навыкли же. Всякому делу навыкайте, и Божественному, и священническому, и иноческому, и ратному, и судейскому, и житейскому всякому обиходу, и как которые чины ведутся здесь и в иных государствах… как кто живет, и как кому пригоже быти: тому б есте всему научены были, ино вам люди не указывают, а вы станете людям указывать… И хотя по грехом что и на ярость приидет в междоусобных бранях, и вы бы, дети мои, творили правду по Апостолу Господню, и равнение давайте рабам своим, послабляюще прещения… во всяких опалах и казнях, как где возможно по рассуждению… яко долготерпения ради от Господа ми-лость приимете, яко инде речено есть: подобает убо Царю три сия вещи имети: яко Богу не гневатися и яко смертному не возноситеся и долготерпеливу быти к согрешающим»50.
Возведение Третьего Рима завершится при сыне Иоанна Грозного, Федоре Иоановиче уч-реждением патриаршества, но венчание на царство Иоанна Васильевича сделало этот процесс необратимым. «Для уяснения того нового положения, которое заняла власть московских Го-сударей, особенно по отношению к Церкви, нам придется временами отдаляться в византий-скую историю и выяснить положение, занимаемое в Византии императорской властью. Толь-ко таким образом мы уясним понятия, связанные с царской властью, понятия, неотделимые от нее, ставшие не только политической теорией, но живой действительностью»51.
И здесь, прежде всего, необходимо рассмотреть сам Чин коронования. «Перед совершени-ем этого Чина будущий Император приносит следующую присягу Патриарху: "Я имярек во Христе Господе Нашем верный Император и Самодержец Римский собственною сие предпи-сах рукою: верую во Единого Бога (весь символ до конца); прочее приемлю и исповедую и утверждаю Божественные апостольские предания. Такожде уставы и утверждения семи все-ленских и поместных Соборов во все время бывших, паки привилегии и обычаи святые вели-кия Церкви и все, яже святые отцы истинно канонически установили и покончили, приемлю и подтверждаю. Подобно же верным и истинным сыном святыя Церкви, служителем и защити-телем ея, к народу же державы моея милосердным и милостливым, елико возможно и правед-но пребыти обещаюсь. Хранитися же имам от кровопролития и всякого рода немилосердия елико возможно: всякой же правде и истине последовати. Елико святые отцы отвергли и про-кляли, сам такожде отвергаю и проклинаю и всею мыслью, душою и всем сердцем святому вышереченному символу согласую и вся сие сохраняти обещаюсь, пред святою Божьей кафо-лической Церковью месяца... дня... и года... Сему там прочтенному исповеданию подписую тож, что и в начале написал, то есть... во Христе Боге нашем верный Самодержец Римский собственной рукою подписуя и святейшему моему господину Вселенскому Патриарху вручаю и святому с ним сущему Синоду". Эта присяга ставила границы императорскому законода-тельству указанием на высший, чем Императорская власть, правоисточник — право Церкви. В государственной жизни Император обязан был направлять дела всеми средствами государст-венной власти сообразно с воззрениями Церкви, и, по идее, Император преследовал те же це-ли, которые имела и Церковь. … Так как общежитие, подобно человеческому организму, со-стоит из частей и органов, то Царь и Патриарх суть самые важные и необходимые части. По-сему полное единомыслие между царской властью и властью иерархии есть условие мира и благоденствия подданных по душе и телу. Царь и Патриарх изображаются так, как высшие представители двух сфер общежития. Царь есть законный заступник, общее благо для под-данных своих, наказывающий не по неудовольствию и награждающий не по симпатии. Задача его деятельности состоит в том, чтобы посредством доброты сохранять и упрочивать налич-ные государственные средства, возмещать посредством неусыпного попечения потерянное и делать новые приращения в государственном благосостоянии и могуществе посредством муд-рых и справедливых мер и предприятий. Царь должен защищать и соблюдать все написанное в Божественном Писании, потом то, что установлено на семи Вселенских Соборах, а также признанные римские законы»52.
Начиная с V века «коронование производили в Церкви, возложение венца на голову совер-шается Патриархом и сопровождается литургией. … Затем производится миропомазание, и при помазании миром Патриарх возглашает: "Свят, свят, свят". Этот возглас, освящающий личность Императора, троекратно повторяется клиром и народом, равно как и возглас "акси-ос", который трижды произносит Патриарх при возложении венца на голову царя. Император в священнической одежде входил после рукоположения в алтарь через Царские врата, приоб-щался во время литургии по священническому чину отдельно тела и крови Христовой, кадил святую трапезу, Патриарха и народ, а во время великого выхода при перенесении Святых да-ров с жертвенника на Престол шел впереди иерархов в златотканой мантии с жезлом в левой руке и с крестом в правой. Кодин Куропалат, византийский историк, рассказывает: "Импера-тор же тогда имеет на себе чин церковный депутата (депутаты стояли на степени диаконской в греческой церкви)". … При возложении порфиры Патриарх читал над порфирой молитву: "Господи Боже наш, Царь царствующих и Господь господствующих, иже через Самуила про-рока избравый раба Твоего Давида, и помазавый его во царя над людом Твоим Израилем: Сам и ныне услыши моление нас недостойных, и призри от святаго жилища Твоего, и Вернаго Ра-ба Твоего Государя, Его же благоволил еси поставити Императором над языком Твоим, при-тяжанным честною Кровию Единороднаго Твоего Сына, помазати удостой елеем радования, одей его силою с высоты, наложи на главу Его венец от камене честнаго, и даруй ему долготу дний, даждь в десницу Его скипетр спасения, посади Его на престоле правды, огради Его все-оружием Святаго Твоего Духа, укрепи Его мышцу, смири пред ним вся варварския языки, хо-тящие брани, всей в сердце Его страх Твой, и к послушным сострадание, соблюди Его в непо-рочной вере, покажи Его известнаго хранителя святыни Твоея кафолическия Церкви догма-тов, да судит люди Твоя в правде и нищия Твоя в суде, спасает сыны убогих, и наследник бу-дет небеснаго Твоего царствия. Яко Твоя держава, и Твое есть царство и сила во веки веков". При возложении короны он читал молитву "Тебе единому Царю человеков, подклони выю с нами, Благочестивейший Государь, Ему же земное царство от Тебе вверено: и молимся Тебе, Владыко всех, сохрани Его под кровом Твоим, укрепи Его царство, благоугодная Тебе деяти всегда Его удостой, воссияй во днех Его правду и множество мира, да в тихое Его кроткое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте. Ты бо еси Царь мира и Спас душ и телес наших, и тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков". После коронации и литургии Царю подносился сосуд с человеческими костями и предлагался мрамор для выбора материала для своего гроба. В момент величайшего возноше-ния ему напоминалось тем о бренности всего земного и необходимости смирения.
Таинство миропомазания сообщало Императору благодатные дары для несения царского служения, и благодать сия почитается столь сильной, что, подобно пострижению в монаше-ский чин, с ним Церковью связывается полное прощение всех до того совершенных грехов»53.
После коронования Патриархом читается благодарственная молитва: «Се изобильно ис-полняеши веселия и радости сердца наша, оправдав над нами царствовати возлюбленного То-бою Раба Твоего, Благочестивейшаго, Самодержавнейшаго, Великаго Государя нашего, Им-ператора: умудри убо и настави Его непоползновенно проходити великое сие к Тебе служе-ние; даруй ему разум и премудрость, во еже судити людем Твоим в правду, и Твое сие дос-тояние в тишине и без печали сохранити. Покажи Его врагом победительна, злодеем страш-на, добрым милостива и благонадежна; согрей сердце Его к призрению нищих, ко приятию странным, к заступлению нападствуемых»54.
А Царь, стоя на коленях, отвечает следующей молитвой: «Господи Боже отцев и Царю цар-ствующих, сотворивый вся словом Твоим и премудростию Твоею устроивый человека, да управляет мир в преподобии и правде! Ты избрал мя еси Царя и Судию людем Твоим. Испо-ведую неизследимое Твое о мне смотрение и, благодаря, Величеству Твоему покланяюся. Ты же, Владыка и Господи мой, настави мя в деле, на неже послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служении сем. Да будет со мною приседящая Престолу Твоему премудрость. Посли ю с небес Святых Твоих, да разумею ,что есть угодно пред очима Твоима и что есть право в заповедех Твоих. Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроити к пользе врученных мне людей и к славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостыдно воздам Тебе слово, милостию и щедротами Единародного Сына Твоего, с Ним же благословен еси со Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, во веки веков, аминь»55.
Таким образом «Церковь через коронование и миропомазание выделяла Императора из ми-рян и делала из его должности особый священный чин, с которым практика связывала приви-легии, предполагающие высший духовный иерархический сан. … Предкоронационная прися-га, являющаяся по церковным правилам условием принятия в священный чин, руковозложе-ние и миропомазание, сообщающие особую благодать Святого Духа, произнесение слов «свят, свят, свят» показывают, что с возведением в Царский сан Церковь связывала принятие в особый чин, отличный от мирян. Он сообщал особые права, как например причащение от-дельно Тела и Крови Христовых, вхождение в алтарь через Царские врата, права законода-тельства и участие в делах Церкви, но и возлагал особые обязанности — быть в мире предста-вителем Церкви и защитником вселенской древнехристианской истины. Этот же церковный чин призван был ограждать Императора от происков всяких врагов. Подобно монашескому чину, царский чин в Церкви, являя отречение от личной жизни, выделяет носителя его из сре-ды мирян; но в то время как там это отречение делается во имя сораспятия Христу, здесь оно совершается во имя подвига для других, ради дарования им безмятежного жития и при-мера нравственного величия. … Вознесенный на недосягаемую высоту чрез Священное ко-ронование и миропомазание византийский Император был в глазах восточного христианства верховным покровителем Церкви, государственным представителем Православия, защитни-ком древнехристианской истины, эпистимонархом»56.
Киевская, а затем Московская митрополия входила в состав Константинопольского Патри-архата. «Вместе с подчинением Патриарху Русская Церковь была в подчинении и у Импера-тора, которого она знала как верховного покровителя Вселенской Церкви и как главу в сфере церковного управления. Когда великий князь Василий Дмитриевич запретил поми-нать имя Царя византийского во время богослужения, говоря, что мы имеем Церковь, а царя знать не хотим, то Патриарх Антоний объяснил ему в ответе идею Вселенской Церкви и все-мирной монархии. Он характеризовал в своем послании византийского Императора как вели-кого царя, господина и начальника вселенной, поставляемого царем и самодержцем ро-меев, то есть всех христиан. "На всяком месте, — писал Патриарх, — где только именуются христиане, имя царя поминается всеми Патриархами, митрополитами и епископами, и этого преимущества никто не имеет из прочих князей или местных властителей …". Столь высокий сан Императора признавал и Василий II, титуловавший его "благочестивым и святым само-держцем всея вселенной" и писал, что "он восприял свой царский скипетр в утверждение все-му православному христианству… ". … При византийском дворе русский великий князь был только в чине «стольника при дворе греческого царя, владыки вселенной», и себя называл «сватом святого царства его». С падением Византии этот сват и стольник сделался его правопреемником»57. (выделения мои – авт.)
Таким образом, с венчанием на Царство Иоанн IV Васильевич получил благодатные дары Власти, а с другой стороны бремя Византийских императоров покровительства Православным христианам всего мира, каковые становились его подданными. И потому, когда бояре изменя-ли своему Кесарю, переходя на сторону врагов Православия, то они изменяли, прежде всего, Христу и Его Церкви, становясь не только клятвопреступниками, но и Христопродавцами. В своем ответе клятвопреступнику и христопродавцу Курбскому Иоанн так и писал: «Не пола-гай, что это справедливо – разъярившись на человека, выступать против Бога; одно дело – человек, даже и в царскую порфиру облеченный, а другое дело – Бог. Или мнишь, окаянный, что убережешься? Нет уж! Если тебе придется вместе с ними воевать, тогда придется тебе и церкви разорять, и иконы попирать, и христиан убивать; если где и руками не дерзнешь, то там много зла принесешь и смертоносным ядом своего умысла. Представь же себе, как во время военного нашествия конские копыта попирают и давят нежные тела младенцев. Когда же зима наступает, еще больше жестокостей совершается. И разве такой злобесный собачий умысел изменить, не похож на злое неистовство Ирода, явившегося убийцей младенцев? Это ли считаешь благочестием – совершать такие злодейства? Если же ты возразишь, что мы тоже воюем с христианами – германцами и литовцами, то ведь это совсем не то. … Сейчас, как нам известно, в этих странах нет христиан, кроме мелких церковных служителей и тайных рабов Господних. Кроме того, и война с Литвой вызвана вашей же изменой, недоброжелательством и бессовестной нерадивостью»58.
В то же время став Православным Царем всех Православных христиан Иоанн Васильевич безусловно привлек к себе сердца простых Православных русских людей (великороссов, ма-лороссов и белороссов) находившихся под латинским игом в Речи Посполитой. И один этот факт делал неизбежным переход территорий населенных Православными людьми под власть Москвы.
С другой стороны, воскресение Православного Римского Императора в лице русского Царя лишало латинян всякой надежды на совращение в унию восточных патриархатов, обещая им свою помощь.
Учитывая все это становится понятным та ненависть которую питает «цивилизованное че-ловечество» к России и её первому Помазаннику, Царю, Иоанну Васильевичу Грозному.
Однако Грозный Царь прекрасно понимал, что его венчание на Царство «всех ромеев» т.е. Православных христиан должно быть признано восточными патриархами, и в 1557 году он начинает переговоры со Вселенским Патриархом.
«Грозный воспользовался приездом Евгрипского митрополита в Москву и при обратном его отъезде отправил с ним Суздальского архимандрита Феодорита на Восток, для совещания по поводу грамоты на царство от Патриарха. Иоанн пишет ему послание, преисполненное са-мых почтительных выражений, называет его правителем и наставником Православия, на-стольником проповеди Евангелия, утверждением христианским для всех верных, столпом Православия, неумаляемой чашей Божественных словес, напояющей весь мир, и архиереем боговдохновенным. Иоанн пишет о тех заботах, которые он проявляет по отношению к пред-ставителям Вселенского Престола, от которых "мы вначале научились Божественным повеле-ниям и ныне наставляемся непорочно, как щитом непобедимым, ограждаясь писанием прежде бывших Святителей против бурю воюющих на веру христианскую". Он возлагает духовно свою любовь и на его Святительство, уповая на его молитвы. … Царь просит его молиться о нем и его семействе, поминать усопших его родителей. … Иоанн желал … получить собор-ную грамоту, в которой просит отписать "патриаршее благословение о нашем царском венча-нии". Иоанн как бы пишет в своем послании отчет о церковных и государственных делах сво-его прославленного царствия; сообщает о взятии Казанского и Астраханского царств, об ос-вобождении многих христианских душ из-под томительства безбожных и о просвещении иных начальников тех царств банею святого крещения. Иоанн желает и Патриарху избавиться самому от томительства богохульных. Иоанн с благоговением сообщает имена тех своих предков, которые просияли святостью в Церкви Российской, для единодушного их чествова-ния в молитвенном общении между православными Церквами. И он просит поминать их име-на на молебнах "яко же благоугодивших святых".
Он сообщает о составлении им стихиров, канонов и житий; он упоминает десять святых из своего рода: "просветившего Русь крещением благоверного великого князя Владимира, в свя-том крещении Василия, святейших мучеников чад его Бориса и Глеба — в св. крещении Ро-мана и Давида, святейшего новоявленного мученика великого князя Михаила Черниговского, блаженного во святых великого князя Александра, во иноцех Алексия, блаженного во святых князя, во иноцех Феодора, Смоленского и Ярославского и новоявленных чад его князя Давида и князя Константина, святейшего новоявленного мученика великого князя Михаила Тверско-го и блаженного во святых князя Всеволода Псковского". Далее царь просит поминать на па-нихидах весь род князей киевских и владимирских, властвовавших и не властвовавших, вплоть до отца Иоанна, числом до 128; среди них упомянут и венчанный Иоанн, внук Иоанна III, который назван царевичем по возложении на него Мономахова венца. … Затем царь упо-минает о 34 московских удельных князьях, отмечая особо тех из них, которые кончили жизнь в иноках; затем идут имена до 30 великих княгинь, большей частью с иноческими именами (так же и великая княгиня Ольга); далее упоминаются 19 князей смоленских, 19 тверских, 5 полоцких, 10 черниговских, 32 рязанских и 12 удельных княгинь. Иоанн просит всех их вклю-чить в патриарший синодик для поминовения.
Всю грамоту проникает мысль о святости сана, которого просит Грозный, имеющий среди своих предков святых и иноков, заботящийся о крещении неверных, о страждущих под игом неверных христианах и заботящийся о благоустроении Церкви Православной в своем царстве.
Архимандриту Феодориту дается подробная инструкция. … Если Патриарх захочет по-слать с ним благословенную грамоту, то просить грамоту от всего Константинопольского со-бора, а не только от Патриарха. Если такую грамоту архимандрит получит, то должен бросить все и скорее доставить в Москву со всевозможной осторожностью. Если же грамоты архи-мандрит не получит тотчас, то может ехать путешествовать и на Афон, и в Иерусалим, куда хочет.
В следующем году Патриарх еще не дал желанной грамоты, но ответил на грамоту царя, прислав с архимандритом Феодоритом послание с сообщением о своей интронизации, о полу-чении подарков для Церкви, благодарил за любовь к Матери всех Церквей, сообщал о своих молитвах за родителей его и бабку его Софию; "а царское имя его поминается в Церкви Со-борной по всем воскресным дням, как имена прежде бывших царей; это повелено делать во всех епархиях, где только есть митрополиты и архиереи", "а о благоверном венчании твоем на царство от св. Митрополита всея Руси, брата нашего и сослужебника, принято нами во благо и достойно твоего царствия".
Грамоту Патриарх обещал прислать со своим поверенным. Митрополит же Евгрипский до-ложил Царю о своих переговорах с Патриархом касательно царского венчания — "все-де бу-дет исправлено, но не успели соборовать о Царском деле; когда же будут собрания архиерей-ские, то и грамоты соборные будут присланы, и действие сие во всем совершится".
Спустя месяц царь имел послание от Александрийского Патриарха Иоакима, достигшего предела возраста древних пророков Израилевых — 120 лет. Он обращался к Грозному как "боговенчанному, возвеличенному победами от Бога, великому поборнику Православия, свя-тейшему Царю Богоутвержденной земли православной великой России", называл его не толь-ко русским, но и своим Государем, "вторым солнцем, надеждой благих времен, и как после студения области земной, когда возвращается лето, все птицы небесные подъемлют радост-ный глас, так и святители Восточные, угнетаемые под хладом и мерзостью студеной зимы не-верных, ожидают сладчайшего лета и умирения себе от кроткого его царства. Яви нам, — пи-сал он, — в нынешние времена нового кормителя и промыслителя о нас, доброго поборника, избранного и Богом наставляемого Ктитора святой обители сей, каков был некогда боговен-чанный и равноапостольный Константин... Память твоя пребудет у нас непрестанно не только на церковном правиле, но и на трапезах с древними, бывшими прежде царями".
В следующем, 1559 году Иоанн входит опять в сношения с Патриархами Александрий-ским, Антиохийским, Иерусалимским и Константинопольским, напоминает о себе подарками, прося молитв и желая "скрепить узы Церквей, бедствующих от иноверных, с церковью Рус-ской".
Через два года царский посланец купец Василий привез ответные послания Патриархов. Все они говорили о бедствиях своих Церквей от неверных, благодарили царя за жертвы и по-печения. Патриарх же Антиохийский, впервые обращавшийся к Иоанну, величал его в первый раз в новом сане, называя его "Самодержцем Русским, предстателем нищих и крепким упова-нием христиан, благодетелем Церкви Православной". Патриарх Иерусалимский называл его истинным подражателем милостивого Царя Христа Бога нашего; "велегласно воссылаем, — писал он, — Славу Господу о царствии твоем, дабы укрепил и утвердил тебя силою Своей во исполнение божественных заповедей Его на похвалу, пользу и помощь нашему роду, еди-нокровным тебе христианам".
В этих грамотах Патриархи признавали Иоанна в его новом сане покровителя вселенско-го Православия.  … Но Иоанну надо было иметь формальное подтверждение Соборной гра-мотой Первостоятеля Вселенской Церкви — Константинопольского Патриарха — своего вен-чания на царство: только через это подтверждение он мог считать себя принятым формально в особый церковно-правовой status. Грамота эта была торжественно доставлена Иоанну только в сентябре 1562 года через Евгрипского митрополита, о приезде которого царь был заблаго-временно извещен Смоленским епископом Симеоном.
Он привез от Константинопольского Патриарха три отдельные грамоты и с ними вместе книгу Царского Величества, то есть чин Царского Коронования в руководство для всех будущих коронований.
В одной грамоте за подписью одного Патриарха с благодарностью сообщается о получен-ных дарах. … Патриарх пишет, что не имеет другого прибежища, кроме русского Самодерж-ца, а кончает грамоту так: "И если будет повеление царствия твоего, благословением и сове-том там обретающегося преосвященного господина Макария Митрополита, да сделает и со-вершит божественное таинство и благословит Государя тем Царем, как бы от лица нашего, имеющий от нас творить великое начало священства невозбранно, как экзарх патриарший, истинный и соборный". Патриарх как будто предоставляет на усмотрение Иоанна повторить свое венчание.
Две другие грамоты подписаны полным Собором верховных святителей — кроме Патриар-ха еще тридцать одним митрополитом, и датированы 7 индикта лета 1561. В одной из них го-ворится, что повелено молиться о здравии Иоанна, Царя и Государя всех православных христиан. "Отныне и впредь записали мы имя твое как Царя вернейшего и Православного в наших церковных Службах и взываем дерзновенно к Богу: подаждь, Господи, многолетнее здравие благоверному Царю нашему Ивану, как и прежним древним царям. Не только в одной Константинопольской Церкви, но и по всем Церквам Митрополичьим будем молить Бога о имени твоем, да будешь и ты между царями, как равноапостольный и приснославный Кон-стантин, который в начале своего царствия роздал милостыню по всем Церквам, дабы поми-нали имя его во святых диптихах".
Другую соборную, давно жданную Иоанном грамоту мы приводим всю дословно. Она со-держала признание права за Московским государем занять место византийских Императо-ров как по своему родству с ними, так и по своим христианским добродетелям. Кроме того, согласием всех митрополитов и епископов, действием и благодатью Всевышнего даруется Иоанну право именоваться законно царем и считаться увенчанным от Патриарха правильно и церковно.
Вот эта грамота: "Иоасаф, Божьей милостью, Архиепископ Константинополя, нового Рима и Вселенский Патриарх. Поелику смирение наше подробно узнало и удостоверилось не толь-ко из преданий многих заслуживающих доверие мужей, но даже из письменных свидетельств летописцев, что нынешний царь Московский, Новгородский, Астраханский, Казанский и всея великия России Государь Иоанн ведет свое происхождение от рода и крови истинно царских, то есть оной славной и приснопамятной царевны государыни Анны, сестры самодержца Ва-силия Багрянородного; потом же и Мономах, благочестивейший Государь Константин с со-гласия тогдашнего Патриарха и всего освященного Архиерейского Собора, пославши святей-шего митрополита Ефесского и Антиохтийского местоблюстителя венчали во царя благочес-тивейшаго великого князя Владимира, дали тогда ему на главу царский венец с диадемой и иные знамения и одежды царского сана, посему и священнейший митрополит Московский и всея великия России господин Макарий, благорассудив о том, венчали его во царя законного и благочестивого, и мы равномерно просимы были увенчать его, как царя благочестивого, так как не довлеет совершенное реченным митрополитом Московским, ибо не только митрополит или кто иной во власти сущий не имеет права cue совершить, но ни даже Патриарх иной, кро-ме двух, коим присвоено сие преимущество, Римского, то есть и Константинопольского. Сего ради и смирение наше, приняв такое прошение как праведное и благословное и удостоверив-шись о многих великих добродетелях и благодеяниях сего благочестивейшаго Государя Мос-ковского, господина Иоанна, который поистине, как некоторое пресветлое солнце, восприяв высокий и блистательный круг своей державы, снисходит и к дальним и, утвердившись горе, так сказать, касается и земли, человеколюбиво распространяя лучи своей милостыни всем по-всюду сущим церквам, некоторые из них, согревая, животворить, а другие призывает к пре-спеянию и плодотворению: всех сих ради причин и смирение наше с согласия всех здесь об-ретающихся священнейших митрополитов и боголюбивейших епископов, действием же и благодатью Всевышнего живоначального и совершенноначальнейшего Духа преподает и да-рует реченному Царю, Господину Иоанну быть и называться ему Царем законным и благочес-тивейшим, увенчанным и от нас правильно, вместе и церковно, так как он от рода происходит и крови царской, как мы уже сказали, и сие полезно всему христианству, повсюду законно и справедливо для утверждения и пользы всей полноты христианства. Поелику однородное привлекает все к общению между собой, разнородное же разобщает и, по самому естеству вещей, свойственно тому, что подвластно, последовать мысли своего началовождя, и все дер-жится свидетельством истины (не то, однако, чтобы мы из последствий столько же уразуме-вали начала и причины всех вещей, сколько из самих причин и начал уразумеваем последние): то по сей причине явная есть польза быть и утвердиться Царю благочестивому и право-славному, как началу и непоколебимому основанию, которому весь народ и все ему под-властное привыкли бы повиноваться и ему подражать, по силе в делании всякого добра; тако-го рода последствие истекает от благого и нравственного начала, как выше сказано.
Посему для обнародования и большего утверждения сего действия написана сия благода-тельная грамота и дана благочестивейшему, боговенчанному и христолюбивому Государю нашему господину Иоанну в лето 1561 индикта 7-го".
Теперь первостоятель Вселенской Церкви признал Иоанна увенчанным от него правильно и церковно. Компетентная власть признала Иоанна в царском сане, утверждая этот сан как непоколебимое основание и необходимость для полноты христианства. …
Сознанию русскому было ясно, что недоставало одного важного учреждения для полноты византийского наследия, для завершения архитектурного здания Третьего Рима. Надо было иметь Патриарха. Увенчание здания в этом смысле выпало на долю сына Грозного царя Фео-дора в 1589 году после продолжительных его хлопот об этом перед восточными Патриархами. … К концу династии было завершено строительство Третьего Рима в его двух вершинах — Царя и Патриарха»59. Что в свою очередь перенесло воцарение антихриста на XXI век, чему главным признаком, служит неверие даже Православных христиан, иерархии и клира (в отли-чие от наших благочестивых предков), в его скорый приход.
Естественно, что такая «отсрочка» не могла не вызвать ярости у диавола и тех чьим отцом он является. И детки «человекоубийцы искони» травят Царя Иоанна и все его семейство60, а дети «отца лжи» приложили все силы, чтобы оклеветать первого Русского Помазанника. Но Православный народ имел на этот счет свое мнение, и Церковь прославила первого Царя Третьего Рима в лике Святых61.
Да по-другому и быть не могло, ибо наши предки с благоговением внимали словам Господа учившего: «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и пло-ды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые». (Матф.7:16-18)
Святый Благоверный Царю мучениче Иоанне моли Бога о нас.
За сим конец и Богу слава.

Список использованных источников.
1. к.т.н. Яковицкий. А.Г. Гений и злодейство. // wwwrisorden.ru
2. Кожинов В.В. История Руси и русского слова. Современный взгляд. Московский учебник. 1997 стр. 453
3. Там же стр. 455-456
4. Шубарт В. Европа и душа востока. М.: «Русская идея» 1997 стр. 193
5. Цит. по Воейков Н.Н. Церковь, Русь и Рим. Минск. Лучи Софии. 2000 стр. 360
6. Цит. по Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. «Международные отноше-ния» 2003 стр. 122
7. Преподобный Иосиф Волоцкий. Просветитель. Издательство Спасо-Преображенского Ва-лаамского монастыря. М.:1993г. стр. 23
8. Там же стр. 23
9. Макарий митрополит Московский и коломенский. История русской Церкви. Книга 1. Часть 1. Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. М.: 1996 стр. 410
10. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр.60
11. Русские летописи. Т.3. Воскресенская летопись. Рязань 1998 стр. 227
12. Там же стр. 231-232
13. Нечволодов А. Сказания о русской земле. Репринтное издание в четырех книгах. Книга третья. Уральское отделение всесоюзного культурного центра «Русская энциклопедия» 1992 стр. 128
14. Русские летописи. Т.3. Воскресенская летопись. Рязань 1998 стр. 235
15. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр. 62
16. Нечволодов А. Сказания о русской земле. Репринтное издание в четырех книгах. Книга третья. Уральское отделение всесоюзного культурного центра «Русская энциклопедия» 1992 стр.128-129
17. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр.63-64
18. Нечволодов А. Сказания о русской земле. Репринтное издание в четырех книгах. Книга третья. Уральское отделение всесоюзного культурного центра «Русская энциклопедия» 1992 стр.131
19. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр.65
20. Русские летописи. Т.3. Воскресенская летопись. Рязань 1998 стр. 275
21. Макарий митрополит Московский и коломенский. История русской Церкви. Книга 1. Часть 1. Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. М.: 1996 стр.46-47
22. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр. 171-172
23. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр. 66
24. Преподобный Иосиф Волоцкий. Просветитель. Издательство Спасо-Преображенского Ва-лоамского монастыря. М.:1993г. стр. 26-27
25. Хрущев И. Исследование о сочинениях Иосифа Санина Преподобного игумена Волоцкого. 1868 г стр. 115-116
26. Высокопреосвященнейший Иоанн митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Само-державие духа. Очерки русского самосознания. СПб. 1995 стр. 123
27. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр. 66
28. Русские летописи. Т.3. Воскресенская летопись. Рязань 1998 стр. 310
29. Там же стр. 310
30. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр. 66
31. Русские летописи. Т.3. Воскресенская летопись. Рязань 1998 стр. 313
32. Нечволодов А. Сказания о русской земле. Репринтное издание в четырех книгах. Книга третья. Уральское отделение всесоюзного культурного центра «Русская энциклопедия» 1992 стр.154
33. История дипломатии том первый. ОГИЗ М.: 1941 стр. 198
34. Нечволодов А. Сказания о русской земле. Репринтное издание в четырех книгах. Книга третья. Уральское отделение всесоюзного культурного центра «Русская энциклопедия» 1992стр.247-248
35. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр. 408-410
36. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр. 409, 423
37. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр.425-426
38. Панова Т. Уж приготовлен яд, пощады не проси… // Знание-сила, 1998, №7
39. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр.428-429
40. Преподобный Максим Грек. Творения. Часть 1 Свято-Троицкая Сергиева лавра 1996г стр. 39-42
41. Там же стр.219
42. Первое послание Курбского Ивану Грозному. / Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским М.: «Наука» 1993г. стр.119
43. Первое послание Ивана Грозному Курбскому. / Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским М.: «Наука» 1993г. стр. 128, 136-137
44. Виппер Р.Ю. Иван Грозный / С.Ф. Платонов Иван Грозный 1530-1584, Р.Ю. Виппер Иван Грозный. М.: Изд. УАРО 1998г. стр. 133
45. Макарий митрополит Московский и коломенский. История русской Церкви. Книга 1. Часть 1. Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. М.: 1996 стр. 119)
46. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 3. Т.5. М.: «Голос» 1993 стр435 - 436
47. Царь Иоанн Васильевич Грозный. Духовные песнопения и молитвословия. М.: «Общество святителя Василия Великого» 1999г.
48. Сказание о венчании Русскихъ Царей и императоровъ. М.: 1896г. стр. 9
49. Воейков Н.Н. Церковь, Русь и Рим. Минск: 2000г. стр. 373)
50. Черняев Н.И. Мистика, идеалы и поэзия русского самодержавия. М.: 1998г. стр.22
51. Зазыкин М.В. Царская власть в России М.: 2004г стр. 48
52. Там же стр. 64-65
53. Там же стр. 68
54. Черняев Н.И. Мистика, идеалы и поэзия русского самодержавия. М.: 1998г. стр.25
55. Там же стр. 25
56. Зазыкин М.В. Царская власть в России М.: 2004г стр. 67, 69-70
57. Там же стр. 50-51
58. Первое послание Курбского Ивану Грозному. / Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским М.: «Наука» 1993г. стр. 123
59. Зазыкин М.В. Царская власть в России М.: 2004г стр. 55-61
60. Манягин В.Г. Апология Грозного Царя. М.: «Библиотека Сербского креста» 2004г. стр.115
61. Голубинский Е.Е История канонизации Святых в Русской Церкви. М.: 1998г. стр. стр. 358
к.т.н. А.Г. Яковицкий
2007 год. Рождественский пост.

0

3

В продолжение темы - глава об Иоанне Грозном из книги ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕГО ИОАННА,
МИТРОПОЛИТА САНКТ-ПЕТЕРБУРЖСКОГО
И ЛАДОЖСКОГО

"САМОДЕРЖАВИЕ  ДУХА.
ОЧЕРКИ РУССКОГО САМОСОЗНАНИЯ"

ЯКО  ЦАРЬ  УПОВАЕТ НА  ГОСПОДА,
И  МИЛОСТИЮ  ВЫШНЯГО НЕ  ПОДВИЖИТСЯ...

ИОАНН ВАСИЛЬЕВИЧ ГРОЗНЫЙ

НЕМЫ ДА БУДУТ УСТНЫ ЛЬСТИВЫЯ,
ГЛАГОЛЮЩИЯ НА ПРАВЕДНОГО БЕЗЗАКОНИЕ...

ИСТОРИОГРАФИЯ ЭПОХИ: ЛОЖЬ И ПРАВДА

И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ, и тьма не объяла его" (Ин. 1:5). Это евангельское изречение, пожалуй, точнее всего передает суть многовекового спора, который ведется вокруг событий царствования Иоанна Грозного. С "легкой" руки Карамзина стало считаться признаком хорошего тона обильно мазать эту эпоху черной краской. Даже самые консервативные историки-монархисты считали своим долгом отдать дань русофобской риторике, говоря о "дикости", "свирепости", "невежестве", "терроре" как о само собой разумеющихся чертах эпохи. И все же правда рвалась наружу. Свет беспристрастности время от времени вспыхивал на страницах исследований среди тьмы предвзятости, разрушая устоявшиеся антирусские и антиправославные стереотипы.
"Наша литература об Иване Грозном представляет иногда удивительные курьезы. Солидные историки, отличающиеся в других случаях чрезвычайной осмотрительностью, на этом пункте делают решительные выводы, не только не справляясь с фактами, им самим хорошо известными, а... даже прямо вопреки им: умные, богатые знанием и опытом люди вступают в открытое противоречие с самыми элементарными показаниями здравого смысла; люди, привыкшие обращаться с историческими документами, видят в памятниках то, чего там днем с огнем найти нельзя, и отрицают то, что явственно прописано черными буквами по белому полю".
Этот отзыв принадлежит Николаю Константиновичу Михайловскому - рус-скому социологу, публицисту и литературному критику второй половины прошлого века. Он был одним из редакторов "Отечественных записок", затем "Русского богатства". По убеждению - народник, близкий в конце 70-х годов к террористической "Народной воле", Михайловский не имел никаких оснований симпатизировать русскому самодержавию, и все же...
Воистину - неисповедимы пути Господни! Некогда, отвечая на упреки иудеев, возмущенных тем, что народ славит Его, Господь ответил: "Аще сии умолчат, камение возопиет" (Лк.19:40). "Сии" - русские дореволюционные историки, православные лишь "по паспорту", забывшие истины веры, утратившие церковное мироощущение, отрекшиеся от соучастия в служении русского народа - "умолчали". И тогда, по слову Господа, "возопили камни".
Одним из таких "вопиющих камней" - окаменевших в мифах марксизма историков, невольно свидетельствовавших о несостоятельности богоборческих "научных" концепций, - стал через много лет после Михайловского советский академик Степан Борисович Веселовский, охарактеризовавший итоги изучения эпохи Грозного так: "В послекарамзинской историографии начался разброд, претенциозная погоня за эффектными широкими обобщениями, недооценка или просто неуважение к фактической стороне исторических событий... Эти прихотливые узоры "нетовыми цветами по пустому полю" исторических фантазий дискредитируют историю как науку и низводят ее на степень безответственных беллетристических упражнений. В итоге историкам предстоит, прежде чем идти дальше, употребить много времени и сил только на то, чтобы убрать с поля исследования хлам домыслов и ошибок, и затем уже приняться за постройку нового здания".
Решающее влияние на становление русоненавистнических убеждений "исто-рической науки" оказали свидетельства иностранцев. Начиная с Карамзина, русские историки воспроизводили в своих сочинениях всю ту мерзость и грязь, которыми обливали Россию заграничные "гости", не делая ни малейших попыток объективно и непредвзято разобраться в том, где добросовестные свидетельства очевидцев превращаются в целенаправленную и сознательную ложь по религиозным, политическим или личным мотивам.
По иронии судьбы, одним из обличителей заграничного вранья стал еще один "вопиющий камень" - исторический материалист, ортодоксальный марксист-ленинец Даниил Натанович Альшиц. Вот что он пишет: "Число источников объек-тивных - актового и другого документального материала - долгое время было крайне скудным. В результате источники тенденциозные, порожденные ожесточенной политической борьбой второй половины XVI века, записки иностранцев - авторов политических памфлетов, изображавших Московское государство в самых мрачных красках, порой явно клеветнически, оказывали на историографию этой эпохи большое влияние... Историкам прошлых поколений приходилось довольствоваться весьма путаными и скудными сведениями. Это в  значительной мере определяло возможность, а порой и создавало необходимость соединять разрозненные факты, сообщаемые источниками, в основном умозрительными связями, выстраивать отдельные  факты в  причинно-следственные  ряды  целиком  гипотетического  характера. В этих условиях и возникал подход к изучаемым проблемам, который можно кратко охарактеризовать как примат концепции над фактом".
Действительно, богоборческие "концепции" научного мировоззрения, исключающие из объектов своего рассмотрения промыслительное попечение Божие о России, ход осмысления русским народом своего нравственно-религиозного долга, ответственность человека за результаты своего свободного выбора между добром и злом - долгое время безусловно преобладали над фактической стороной русской истории, свидетельствующей о ее глубоком религиозном смысле. Не лишним будет сказать несколько слов о тех, чьи свидетельства были положены в основу этих "концепций".
Один из наиболее известных иностранцев, писавших о России времен Иоанна IV, - Антоний Поссевин. Он же один из авторов мифа о "сыноубийстве", то есть об убийстве царем своего старшего сына. К происхождению и определению целей этого измышления мы еще вернемся, а пока скажем несколько слов о его авторе.
Монах-иезуит Антоний Поссевин приехал в Москву в 1581 году, чтобы по-служить посредником в переговорах русского царя со Стефаном Баторием, поль-ским королем, вторгшимся в ходе Ливонской войны в русские границы, взявшим Полоцк, Великие Луки и осадившим Псков. Будучи легатом папы Григория XIII, Поссевин надеялся с помощью иезуитов добиться уступок от Иоанна IV, пользуясь сложным внешнеполитическим положением Руси. Его  целью  было  вовсе не  примирение  враждующих, а подчинение Русской Церкви папскому престолу. Папа очень надеялся, что Поссевину будет сопутствовать удача, ведь Иоанн Грозный сам просил папу принять участие в деле примирения, обещал Риму дружбу и сулился принять участие в крестовом походе против турок.
"Но надежды папы и старания Поссевина не увенчались успехом, - пишет М. В. Толстой. - Иоанн оказал всю природную гибкость ума своего, ловкость и благоразумие, которым и сам иезуит должен был отдать справедливость.., отринул домогательства о позволении строить на Руси латинские церкви, отклонил споры о вере и соединении Церквей на основании правил Флорентийского собора и не увлекся мечтательным обещанием приобретения... всей империи Византийской, утраченной греками будто бы за отступление от Рима".
Известный историк Русской Церкви, Толстой мог бы добавить, что происки Рима в отношении России имеют многовековую историю, что провал миссии сделал Поссевина личным врагом царя, что само слово "иезуит" из-за бессовестности и беспринципности членов ордена давно сделалось именем нарицательным, что сам легат приехал в Москву уже через несколько месяцев после смерти царевича и ни при каких условиях не мог быть свидетелем происшедшего... Много чего можно добавить по этому поводу. Показательна, например, полная неразбериха в "свидетельствах" о сыноубийстве.
Поссевин говорит, что царь рассердился на свою невестку, жену царевича, и во время вспыхнувшей ссоры убил его. Нелепость версии (уже с момента возникновения) была так очевидна, что потребовалось "облагородить" рассказ, найти более "достоверный" повод и "мотив убийства". Так появилась другая сказка - о том, что царевич возглавил политическую оппозицию курсу отца на переговорах с Баторием о заключении мира и был убит царем по подозрению в причастности к боярскому заговору. Излишне говорить, что обе версии совершенно голословны и бездоказательны. На их достоверность невозможно найти и намека во всей массе дошедших до нас документов и актов, относящихся к тому времени.
А вот предположения о естественной смерти царевича Ивана имеют  под со-бой документальную основу. Еще в 1570 году болезненный и благочестивый царевич, благоговейно страшась тягот предстоявшего ему царского служения, пожаловал в Кирилло-Белозерский монастырь огромный по тем временам вклад - тысячу рублей. Предпочитая мирской славе монашеский подвиг, он сопроводил вклад условием, чтобы "ино похочет постричися, царевича князя Ивана постригли за тот вклад, а если, по грехам, царевича не станет, то и поминати" (1).
Косвенно свидетельствует о смерти Ивана от болезни и то, что в "доработан-ной" версии о сыноубийстве смерть его последовала не мгновенно после "рокового удара", а через четыре дня, в Александровской слободе. Эти четыре дня - скорее всего, время предсмертной болезни царевича.
В последние годы жизни он все дальше и дальше отходил от многомятежного бурления мирской суеты. Эта "неотмирность" наследника престола не мешала ему заниматься государственными делами, воспринимавшимися как "Божие тягло". Но душа его стремилась к Небу. Документальные свидетельства подтверждают силу и искренность этого стремления. В сборниках библиотеки Общества истории и древностей помещены: служба преподобному Антонию Сийскому, писанная царевичем в 1578 году, "житие и подвиги аввы Антония чудотворца... переписано бысть многогрешным Иваном" и похвальное слово тому же святому, вышедшее из-под пера царевича за год до его смерти, в 1580 году. Православный человек поймет, о чем это говорит.
Высота духовной жизни Ивана была столь очевидна, что после церковного собора духовенство обратилось к нему с просьбой написать канон преподобному Антонию, которого царевич знал лично. "После канона, - пишет Иван в послесловии к своему труду, - написал я и житие; архиепископ Александр убедил написать и похвальное слово" (2). В свете этих фактов недобросовестность версии о "сыноубийстве" и о жестокости царевича ("весь в отца") кажется несомненной. Что же касается утверждений о жестокости самого Грозного царя, к ним мы вернемся позже...
Следующий "свидетель" и современник эпохи, о писаниях которого стоит упомянуть, это Генрих Штаден, вестфальский искатель приключений, занесенный судьбой в Москву времен Иоанна IV. "Неподражаемый цинизм" записок Штадена обратил на себя внимание даже советских историков.
"Общим смыслом событий и мотивами царя Штаден не интересуется, - заме-чает академик Веселовский, - да и по собственной необразованности он не был способен их понять... По низменности своей натуры Штаден меряет все на свой аршин". Короче - глупый и пошлый иностранец. Хорошо, если так. Однако последующие события дают основания полагать, что он очутился в России вовсе не случайно. "Судьба", занесшая Штадена в Москву, после этого вполне целенаправленно вернула его туда, откуда он приехал.
В 1576 году, вернувшись из России, Штаден засел в эльзасском имении Лю-цельштейн в Вогезах, принадлежавшем пфальц-графу Георгу Гансу. Там в течение года он составил свои записки о России, состоявшие из четырех частей: "Описание страны и управления московитов"; "Проект завоевания Руси"; Автобиография и обращение к императору Священной Римской империи.
Записки предназначались в помощь императору Рудольфу, которому Штаден предлагал: "Ваше римско-кесарское величество должны назначить одного из братьев Вашего величества в качестве государя, который взял бы эту страну и управлял бы ею". "Монастыри и церкви должны быть закрыты, - советовал далее автор "Проекта". - Города и деревни должны стать добычей воинских людей" (3).
В общем, ничего нового. Призыв "дранг нах Остен" традиционно грел сердца германских венценосцев и католических прелатов. Странно лишь то, что "творческое наследие" таких людей, как Генрих Штаден, может всерьез восприниматься в качестве свидетельства о нравах и жизни русского народа и его царя.
Русское государство в те годы вело изнурительную войну за возвращение славянских земель в Прибалтике, и время было самое подходящее, чтобы убедить европейских государей вступить  в  антимосковскую  коалицию.  Штаден, вероятно, имел задание на месте разобраться с внутриполитической ситуацией в Москве и определить реальные возможности и перспективы антирусского политического союза. Он оказался хвастлив, тщеславен, жаден и глуп. "Бессвязный рассказ едва грамотного авантюриста", - таков вывод Веселовского о "произведениях" Штадена.
Само собой разумеется, его записки кишат "свидетельствами" об "умерщвлениях и убийствах" , "грабежах великого князя", "опричных истязательствах" и тому подобными нелепостями, причем Штаден не постеснялся и себя самого объявить опричником и чуть ли не правой рукой царя Иоанна. Вряд ли стоит подробнее останавливаться на его записках. Да и сам он не заслуживал бы даже упоминания, если бы не являлся типичным представителем той среды, нравы и взгляды которой стали источниками формирования устойчивой русофобской легенды об Иване Грозном.
О недобросовестности иностранных "свидетелей" можно говорить долго. Можно упомянуть англичанина Джерома Горсея, утверждавшего, что в 1570 году во время разбирательств в Новгороде, связанных с подозрениями в измене верхов города царю (и с мерами по искоренению вновь появившейся "ереси жидовствую-щих"), Иоанн IV истребил с опричникамии 700 000 человек. Можно... Но справедливость требует отметить, что среди иностранцев находились вполне достойные люди, не опускавшиеся до столь низкопробной лжи.
Гораздо печальнее то, что русские историки восприняли легенды и мифы о царствовании Иоанна Грозного так некритично, да и в фактической стороне вопроса не проявляли должной осторожности. Чего стоит одно заявление Карамзина о том, что во время пожара Москвы, подожженной воинами Дивлет-Гирея в ходе его набега в 1571 году, "людей погибло невероятное множество... около осьмисот тысяч", да еще более ста тысяч пленников хан увел с собой. Эти утверждения не выдерживают никакой критики - во всей Москве не нашлось бы и половины "сгоревших", а число пленных Дивлет-Гирея вызывает ассоциации со Сталинградской операцией Великой Отечественной войны.
Столь же сомнительно выглядят сообщения о "семи женах" царя и его необузданном сладострастии, обрастающие в зависимости от фантазии обвинителей самыми невероятными подробностями.
Желание показать эпоху в наиболее мрачном свете превозмогло даже доводы здравого смысла, не говоря о полном забвении той церковно-православной точки зрения, с которой лишь и можно понять в русской истории хоть что-нибудь. Стоит встать на нее, как отпадает необходимость в искусственных выводах и надуманных построениях. Не придется вслед за Карамзиным гадать - что вдруг заставило молодого добродетельного царя стать "тираном". Современные историки обходят этот вопрос стороной, ибо нелепость деления царской биографии на два противоположных по нравственному содержанию периода - добродетельный (до 30 лет) и "кровожадный" - очевидна, но предложить что-либо иное не могут.
А между тем это так просто. Не было никаких "периодов", как не было и "тирана на троне". Был первый русский царь - строивший,  как  и  его  многочисленные  предки,  Русь - Дом Пресвятой Богородицы и считавший себя в этом доме не хозяином, а первым слугой.

...

(Продолжение - в следующем сообщении)

0

4

(продолжение предыдущего сообщения)

СЕ БО БОГ ПОМОГАЕТ МИ...

ИСТОРИЯ ЦАРСТВОВАНИЯ КАК ОНА ЕСТЬ

ФИГУРА ЦАРЯ Иоанна IV Васильевича Грозного (1530-1584) и эпоха его царствования как бы венчают собой период становления русского религиозного самосознания. Именно к этому времени окончательно сложились и оформились взгляды русского народа на самое себя, на свою роль в истории, на цель и смысл существования, на государственные формы народного бытия.
Царствование Иоанна IV протекало бурно. Со всей возможной выразительностью ее течение обнажило особенность русской истории, состоящую в том, что ее ход имеет в основе не "баланс интересов" различных сословий, классов, групп, а понимание общего дела, всенародного служения Богу, религиозного долга.
Началось царствование смутой. Будущий "грозный царь" вступил на престол будучи трех лет от роду. Реальной властительницей Руси стала его мать - Елена, "чужеземка литовского, ненавистного рода", по словам Карамзина. Ее недолгое (четыре года) правление было ознаменовано развратом и жестокостью не столько личными, сколько проистекавшими из нравов и интриг ближних бояр - бывших удельных князей и их приближенных.
По старой удельной привычке каждый из них "тянул на себя", ставя личные интересы власти и выгоды выше общенародных и государственных нужд. Численно эта беспринципная прослойка была ничтожна, но после смерти Елены, лишившись последнего сдерживающего начала, ее представители учинили между собой в борьбе за власть погром, совершенно расстроивший управление страной. Разделившись на партии князей Шуйских и Бельских, бояре, по словам Ключевского", повели ожесточенные усобицы друг с другом из личных фамильных счетов, а не за какой-нибудь государственный порядок".
В 1547 году сгорела Москва. Пожар и последовавший за ним всенародный мятеж потрясли юного Иоанна. В бедствиях, обрушившихся на Россию, он увидел мановение десницы Божией, карающей страну и народ за его, царя, грехи и неисправности. Пожар почти совпал по времени с венчанием Иоанна на царство. Церковное Таинство Миропомазания открыло юному монарху глубину мистической связи царя с народом и связанную с этим величину его религиозной ответственности. Иоанн осознал себя "игуменом всея Руси". И это осознание с того момента руководило всеми его личными поступками и государственными начинаниями до самой кончины.
Чтобы понять впечатление, произведенное на царя помазанием его на царство, надо несколько слов сказать о происхождении и смысле чина коронации (4).
Чин коронации православных монархов известен с древнейших времен. Первое литературное упоминание о нем дошло до нас из IV века, со времени императора Феодосия Великого. Божественное происхождение царской власти не вызывало тогда сомнений. Это воззрение на власть подкреплялось у византийских императоров и мнением о Божественном происхождении самих знаков царственного достоинства. Константин VII Порфирогенит (913-959) пишет в наставлениях своему сыну: "Если когда-нибудь хазары или турки, или россы, или какой-нибудь другой из северных и скифских народов потребует в знак рабства и подчиненности присылки ему царских инсигний: венцов или одежд, то должно знать, что эти одежды и венцы не людьми изготовлены и не человеческим искусством измышлены и сделаны, но в тайных книгах древней истории писано, что Бог, поставив Константина Великого первым христианским царем, через ангела Своего послал ему эти одежды и венцы".
Исповедание веры составляло непременное требование чина коронации. Им-ператор сначала торжественно возглашал его в церкви, и затем, написанное, за собственноручной подписью, передавал патриарху. Оно содержало Православный Никео-Царьградский Символ Веры и обещание хранить апостольское предание и установления церковных соборов.
Богу было угодно устроить так, что преемниками византийских императоров стали русские великие князья, а затем цари. Первые царские инсигнии получил Владимир Святой "мужества ради своего и благочестия", по словам святого митрополита Макария. Произошло это не просто так - "таковым дарованием не от человек, но по Божьим судьбам неизреченным претворяюще и преводяще славу греческого царства на российского царя". Сам Иван Грозный полностью разделял этот взгляд на преемственность Русского царства. Он писал о себе: "Государь наш зоветца царем потому: прародитель его великий князь Владимир Свято-славович, как крестился сам и землю Русскую крестил, и царь греческий и патриарх венчали его на царство, и он писался царем".
Чин венчания Иоанна IV на царство не сильно отличался от того, как венчались его предшественники. И все же воцарение Грозного стало переломным моментом: русского народа - как народа-богоносца, русской государственности - как религиозно осмысленной верозащитной структуры, русского самосознания - как осознания богослужебного долга, русского "воцерковленного" мироощущения - как молитвенного чувства промыслительности всего происходящего. Соборность народа и его державность слились воедино, воплотившись в личности Русского Православного Царя.
Дело в том, что Грозный стал первым Помазанником Божиим на русском престоле. Несколько редакций дошедшего до нас подробного описания чина его венчания не оставляют сомнений: Иоанн IV Васильевич стал первым русским государем, при венчании которого на царство над ним было совершено церковное Таинство Миропомазания.
Помазание царей святым миром (благовонным маслом особого состава) имеет свое основание в прямом повелении Божием. Об этом часто говорит Священное Писание, сообщая о помазании пророками и первосвященниками ветхозаветных царей в знак дарования им особой благодати Божией для богоугодного управления народом и царством. Православный катехизис свидетельствует, что "миропомазание есть таинство, в котором верующему при помазании священным миром частей тела во имя Святаго Духа, подаются дары Святаго Духа, возвращающие и укрепляющие в жизни духовной".
Над каждым верующим это таинство совершается лишь единожды - сразу после крещения. Начиная с Грозного, русский царь был единственным человеком на земле, над кем Святая Церковь совершала это таинство дважды - свидетельствуя о благодатном даровании ему способностей, необходимых для нелегкого царского служения.
Приняв на себя груз ответственности за народ и державу, юный царь с ревностью приступил к делам государственного, общественного и церковного устроения. Послушаем Карамзина: "Мятежное господство бояр рушилось совершенно, уступив место единовластию царскому, чуждому тиранства и прихотей. Чтобы торжественным действием веры утвердить благословенную перемену в правлении и в своем сердце, государь на несколько дней уединился для поста и молитвы; созвал святителей, умиленно каялся в грехах и, разрешенный, успокоенный ими в совести, причастился Святых Тайн. Юное, пылкое сердце его хотело открыть себя перед лицом России: он велел, чтобы из всех городов прислали в Москву людей избранных, всякого чина или состояния, для важного дела государственного. Они собралися - и в день воскресный, после обедни, царь вышел из Кремля с духовенством, с крестами, с боярами, с дружиною воинскою, на лобное место, где народ стоял в глубоком молчании. Отслужили молебен. Иоанн обратился к митрополиту и сказал: "Святой владыко! Знаю усердие твое ко благу и любовь к отечеству: будь же мне поборником в моих благих намерениях. Рано Бог лишил меня отца и матери; а вельможи не радели обо мне: хотели быть самовластными; моим именем похитили саны и чести, богатели неправдою, теснили народ - и никто не претил им. В жалком детстве своем я казался глухим и немым: не внимал стенанию бедных, и не было обличения в устах моих! Вы, вы делали, что хотели, злые крамольники, судии неправедные! Какой ответ дадите нам ныне? Сколько слез, сколько крови от вас пролилося? Я чист от сея крови! А вы ждите суда небесного!"
Тут государь поклонился на все стороны и продолжал: "Люди Божии и нам Богом дарованные! Молю вашу веру к Нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла: могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет; оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник".
В сей великий день, когда Россия в лице своих поверенных присутствовала на лобном месте, с благоговением внимая искреннему обету юного венценосца жить для ее счастья, Иоанн в восторге великодушия объявил искреннее прощение виновным боярам; хотел, чтобы митрополит и святители также их простили именем Судии небесного; хотел, чтобы все россияне братски обнялись между собою; чтобы все жалобы и тяжбы прекратились миром до назначенного им срока...".
Повелением царским был составлен и введен в действие новый судебник. С целью всероссийского прославления многочисленных местночтимых святых и упорядочения жизни Церкви Иоанн созвал подряд несколько церковных соборов, к которым самолично составил список вопросов, требовавших соборного решения. В делах царя ближайшее участие принимали его любимцы - иерей Сильвестр и Алексей Адашев, ставшие во главе "Избранной Рады" - узкого круга царских советников, определявших основы внутренней и внешней политики.
В 1592 году успешно закончился "крестовый" поход против казанских татар. Были освобождены многие тысячи христианских пленников, взята Казань, обеспечена безопасность восточных рубежей. "Радуйся, благочестивый Самодержец, - прислал гонца Иоанну князь Михаил Воротынскй, - Казань наша, царь ее в твоих руках; народ истреблен, кои в плену; несметные богатства собраны. Что прикажешь?" "Славить Всевышнего", - ответил Иоанн. Тогда же он обрел прозвище "Грозный" - то есть страшный для иноверцев, врагов и ненавистников России. "Не мочно царю без грозы быти, - писал современный автор. - Как конь под царем без узды, тако и царство без грозы".
Счастливое течение событий прервалось в 1553 году тяжелой болезнью молодого царя. Но страшнее телесного недуга оказываются душевные раны, нанесенные теми, кому он верил во всем, как себе. У изголовья умирающего Иоанна бояре спорят между собою, деля власть, не стесняясь тем, что законный царь еще жив. Наперсники царские - Сильвестр и Адашев - из страха ли, или по зависти, отказываются присягать законному наследнику, малолетнему царевичу Дмитрию. В качестве кандидатуры на престол называется двоюродный брат царя - князь Владимир Андреевич.
Россия оказывается на грани нового междоусобного кровопролития. "В каком волнении была душа Иоанна, когда он на пороге смерти видел непослушание, строптивость в безмолвных дотоле подданных, в усердных любимцах, когда он, государь самовластный и венчанный славою, должен был смиренно молить тех, которые еще оставались ему верными, чтобы они охраняли семейство его, хотя бы в изгнании", - говорит М. В. Толстой. И все же - "Иоанн перенес ужас этих минут, выздоровел и встал с одра... исполненный милости ко всем боярам". Царь всех простил! Царь не помнил зла. Царь посчитал месть чувством, недостойным христианина и монарха.
Выздоровление Иоанна, казалось, вернуло силы всей России. В 1556 году русское войско взяло Астрахань, окончательно разрушив надежды татар на восстановление их государственной и военной мощи на Востоке. Взоры царя обратились на Запад. Обеспечив мир на восточной границе, он решил вернуть на Западе  древние  славянские  земли, лишив Ватикан плацдарма для военной и духовной агрессии против Руси. Но здесь его поджидало новое разочарование. Измена приближенных во время болезни, как оказалось, вовсе не была досадной случайностью, грехопадением, искупленным искренним раскаянием и переменой в жизни.
"Избранная Рада"  воспротивилась планам царя. Вопреки здравому смыслу она настаивала на продолжении войны против татар - на этот раз в Крыму, не желая понимать, что само географическое  положение  Крыма  делало  его  в  те  времена неприступной для русских полков крепостью. Сильвестр и Адашев надеялись настоять на своем, но царь на этот раз проявил характер. Он порвал с "Избранной Радой", отправив Адашева в действующую армию, а Сильвестра - в Кирилло-Белозерский монастырь, и начал войну на Западе, получившую впоследствии название Ливонской.  Вот  как  рисует  Карамзин  портрет  Иоанна того времени:
"И россияне современные, и чужеземцы, бывшие тогда в Москве, изображают сего юного, тридцатилетнего венценосца как пример монархов благочестивых, мудрых, ревностных ко славе и счастию государства. Так  изъясняются первые: "Обычай Иоанна есть соблюдать себя чистым пред Богом. И в храме, и в молитве уединенной, и в совете боярском, и среди народа у него одно чувство: "Да властвую, как Всевышний указал властвовать своим истинным помазанникам!" Суд нелицемерный, безопасность каждого и общая, целость порученных ему государств, торжество веры, свобода христиан есть всегдашняя дума его.
Обремененный делами, он не знает иных утех, кроме совести мирной, кроме удовольствия исполнять свою обязанность; не хочет обыкновенных прохлад цар-ских... Ласковый к вельможам и народу - любя, награждая всех по достоинству - щедростию искореняя бедность, а зло - примером добра, сей Богом урожденный царь желает в день Страшного суда  услышать глас милости: "Ты еси царь правды!" И ответствовать с умилением: "Се аз и люди яже дал ми еси Ты!"
Не менее хвалят его и наблюдатели иноземные, англичане, приезжавшие в Россию для торговли. "Иоанн, - пишут они, - затмил своих предков и могуществом, и добродетелью; имеет многих врагов и смиряет их. Литва, Польша, Швеция, Дания, Ливония, Крым, Ногаи ужасаются русского имени. В отношении к подданным он удивительно снисходителен, приветлив; любит разговаривать с ними, часто дает им обеды во дворце и, несмотря на то, умеет быть повелительным; скажет боярину: "Иди!" - и боярин бежит; изъявит досаду вельможе - и вельможа в отчаянии; скрывается, тоскует в уединении, отпускает волосы в знак горести, пока царь не объявит ему прощения.
Одним словом, нет народа в Европе, более россиян преданного своему государю, коего они равно и страшатся, и любят. Непрестанно готовый слушать жалобы и помогать, Иоанн во все входит, все решит; не скучает делами и не веселится ни звериною ловлей, ни музыкою, занимаясь единственно двумя мыслями: как служить Богу и как истреблять врагов России!"
Честно говоря, трудно понять, как после подобных описаний тот же Карамзин мог изобразить дальнейшее царствование Иоанна в виде кровавого безумия, а самого царя рисовать настоящим исчадием ада.
С высылкой предводителей боярской партии интриги не прекратились. В 1560 году при странных обстоятельствах умерла супруга Иоанна - кроткая и нищелюбивая Анастасия. Возникли серьезные опасения, что царицу отравили, боясь ее влияния на царя, приписывая этому влиянию неблагоприятное (для бывших царских любимцев) развитие событий. Кроме того, смерть царицы должна была по замыслу отравителей положить конец и высокому положению при дворе ее братьев, в которых видели опасных конкурентов в борьбе за власть.
Произведенное дознание показало, что нити заговора тянутся к опальным вельможам - Адашеву и Сильвестру. И снова Иоанн, вопреки очевидности, пощадил жизнь заговорщиков. Сильвестр был сослан на Соловки, а Алексей Адашев взят под стражу в Дерпте, где и умер вскоре естественною смертью от горячки, лишив будущих историков возможности лишний раз позлословить о "терроре" и "жестокости царя".
Позднее Иоанн так описывал эти события: "Ради спасения души моей при-ближил я к себе иерея Сильвестра, надеясь, что он по своему сану и разуму будет мне поспешником во благе; но сей лукавый лицемер, обольстив меня сладкоречием, думал единственно о мирской власти и сдружился с Адашевым, чтобы управлять царством без царя, им презираемого. Они снова вселили дух своевольства в бояр, раздали единомышленникам города и волости; сажали, кого хотели, в думу; заняли все места своими угодниками... (Царю) запрещают ездить по святым обителям; не дозволяют карать немцев... К сим беззакониям присоединяется измена: когда я страдал в тяжкой болезни, они, забыв верность и клятву, в упоении самовластия хотели, помимо сына моего, взять себе иного царя, и не тронутые, не исправленные нашим великодушием, в жестокости сердец своих чем платили нам за оное? Новыми оскорблениями: ненавидели, злословили царицу Анастасию и во всем доброхотствовали князю Владимиру Андреевичу. И так удивительно ли, что я решился наконец не быть младенцем в летах мужества и свергнуть иго, возложенное на царство лукавым попом и неблагодарным слугою Алексием?" (5).
Верный привычке решать дело по возможности миром, царь ограничился ссылкой Сильвестра и Адашева, не тронув более никого из их приверженцев. Надеясь разбудить совесть, он лишь потребовал от "всех бояр и знатных людей" клятвы быть верными государю и впредь не измышлять измен. Все присягнули. И что же? Князь Дмитрий Вишневицкий, воевода юга России, бросил ратников и перебежал к Сигизмунду, врагу Иоанна. Не ужившись с литовцами, переметнулся в Молдавию, вмешался там по привычке в интриги вокруг молдавского господаря Стефана, был схвачен и отправлен в Стамбул, где султан казнил его как смутьяна и бунтовщика. Так отплатил князь за доверие своему царю. Да если бы он один!
В 1564 году доверенный друг Иоанна, князь Андрей Курбский, наместник царя в Дерпте, тайно, ночью, оставив жену и девятилетнего сына, ушел к литовцам. Мало того, что он изменил царю, - Курбский предал родину, став во главе литовских отрядов в войне с собственным народом. Подлость всегда ищет оправдания, стараясь изобразить себя стороной пострадавшей, и князь Курбский не постеснялся написать царю письмо, оправдывая свою измену "смятением горести сердечной" и обвиняя Иоанна в "мучительстве".
Насколько правдивы обвинения Курбского, видно хотя бы на примере взаимоотношений царя и святого Германа Казанского. Курбский рассказывает, что Герман был соборно избран митрополитом, но между ним и Иоанном произошел разрыв по поводу опричнины. В беседе с царем наедине (!) святитель якобы "тихими и кроткими словесы" обличил царя и тот двумя днями позже велел его то ли удушить, то ли отравить. На самом деле в современных событиям источниках нет никаких следов избрания Германа на митрополию. Наоборот, 25 июля 1566 года Казанский святитель участвовал в поставлении святого Филиппа митрополитом. А умер он 6 ноября 1567 года, благополучно прожив в мире и покое полтора года после своего "удушения" (6).
Клеветой оказывается и утверждение князя о том, что по указанию царя был раздавлен с помощью какого-то ужасного приспособления преподобный Корнилий Псковский со своим учеником Вассианом Муромцевым. На все эти ужасы нет и намека ни в одном из дошедших до нас письменных свидетельств, а в "Повести о начале и основании Печерского монастыря" о смерти преподобного (случившейся, вероятно, в присутствии царя) сказано: "От тленного сего жития земным царем предпослан к Небесному Царю в вечное жилище". Надо обладать буйной фантазией, чтобы на основании этих слов сделать выводы о "казни" преподобного Иоанном IV.
Мало того, из слов Курбского вытекает, что Корнилий умерщвлен в 1577 году. Надпись же на гробнице о времени смерти преподобного указывает дату 20 февраля 1570 года. Известно, что в этот самый день святой Корнилий встречал царя во Пскове и был принят им ласково - потому-то и говорит "Повесть" о том, что подвижник был "предпослан" царем в "вечное жилище" (7). Но для Курбского действительное положение дел не имело значения. Ему важно было оправдать себя и унизить Иоанна. Не считая "обличительных" писем, Курбский написал "Историю князя великого Московского о делах, яже слышахом у достоверных мужей и яже видехом очима нашима", где продолжал клеветать на царя
Царь ответил изменнику так: "Во Имя Бога Всемогущего, Того, Кем живем и движемся, Кем цари царствуют и сильные глаголют, смиренный христианский ответ бывшему российскому боярину, нашему советнику и воеводе, князю Андрею Михайловичу Курбскому... Почто, несчастный, губишь душу изменою, спасая бренное тело бегством? Я читал и разумел твое послание. Яд аспида в устах изменника - слова его подобны стрелам. Жалуешься на претерпенные тобою гонения; но ты не уехал бы к врагу нашему, если бы не излишно миловали вас, недостойных... Бесстыдная ложь, что говоришь о наших мнимых жестокостях! Не губим "сильных во Израиле"; их кровью не обагряем церквей Божиих; сильные, добродетельные здравствуют и служат нам. Казним одних изменников - и где же щадят их?.. Имею нужду в милости Божией, Пречистыя Девы Марии и святых угодников: наставления человеческого не требую. Хвала Всевышнему: Россия благоденствует... Угрожаешь мне судом Христовым на том свете: а разве в сем мире нет власти Божией? Вот ересь манихейская! Вы думаете, что Господь царствует только на небесах, диавол - во аде, на земле же властвуют люди: нет, нет! Везде Господня держава, и в сей, и в будущей жизни!.. Положи свою грамоту в могилу с собою: сим докажешь, что и последняя искра христианства в тебе угасла: ибо христианин умирает с любовию, с прощением, а не со злобою" (8).
История рассудила, кто прав в этом споре царя со своим бывшим советником. Труды Иоанна Васильевича завершили сложение России - сложение столь прочное, что и восемь лет злополучной Смуты (1605-1613) новые измены боярские, походы самозванцев, католическая интервенция и раскол церковный не смогли разрушить его.
"Обласканный Сигизмундом" Курбский, по словам Карамзина, "предал ему свою честь и душу; советовал, как губить Россию..., убеждал его действовать смелее, не жалеть казны, чтобы возбудить против нас хана, - и скоро услышали в Москве, что 70 000 литовцев, ляхов, прусских немцев, венгров, волохов с изменником Курбским идут к Полоцку; что Дивлет Гирей с 60 000 хищников вступил в Рязанскую область..."
Терпеть далее такое положение вещей было нельзя. Оно грозило не царю - под угрозой оказывалось существование России. После долгих и мучительных колебаний Иоанн Грозный принял единственно возможное для христианина решение: вынести дело на всенародный суд. Царь прекрасно понимал, что заставить человека нести "Божие тягло" силой - нельзя. Можно добиться внешней покорности, но принять на себя "послушание", осмысленное как религиозный долг, человек должен добровольно. Народ русский должен был решить сам: желает ли он быть народом-богоносцем, хранителем Истины и жизни Православия - или отказывается от этого служения. Согласен ли народ нести все тяготы, искушения и соблазны, грозящие ему на этом пути, по слову Писания: "Чадо, аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение; управи сердце твое и потерпи" (Сир. 2:1-2)? И русский народ ответил царю: "Да!"
В начале зимы 1564 года Иоанн Васильевич покинул Москву в сопровождении верных ему ближних бояр, дворян и приказных людей "выбором изо всех городов" с женами и детьми. "Третьего декабря рано явилось на Кремлевской площади множество саней, - рассказывает Карамзин. - В них сносили из дворца золото и серебро, святые иконы, кресты... Духовенство, бояре ждали государя в церкви Успения: он пришел и велел митрополиту служить обедню: молился с усердием, принял благословение... милостиво дал целовать руку свою боярам, чиновникам, купцам: сел в сани с царицею, с двумя сыновьями..." - и уехал из Москвы.
Поездив по окрестным монастырям, побывав у Троицы, царь к Рождеству остановился в Александровской слободе, в 112 верстах от Москвы. Народ ждал, чтобы Иоанн объяснил свое странное поведение. Царь не заставил себя ждать долго.
3 января нового 1565 года в Москву прискакал гонец Константин Поливанов. Он вез две царские грамоты. В одной из них, врученной послом митрополиту Афанасию, Грозный описывал все измены, мятежи и неустройства боярского правления, сетовал на невозможность в таких условиях нести служение царя и заключал, что "не хотя многих изменных дел терпети, мы от великой жалости сердца оставили государство и поехали, куда Бог укажет нам путь". В другой грамоте, адресованной московскому простонародью, купцам, всем тяглым людям и всенародно читанной на площади, Иоанн объявлял, чтобы русские люди сомнения не держали - царской опалы и гнева на них нет.
Царь не отрекался от престола, сознавая ответственность за народ и за страну. Он как бы спрашивал: "Желаете ли над собой меня, Русского Православного Царя, Помазанника Божия, как символ и знак своего избранничества и своего служения? Готовы подклониться под "иго и бремя" Богоустановленной власти, сослужить со мною, отринув личное честолюбие, жажду обогащения, междоусобицы и старые счеты?" Воистину, это был один из наиболее драматических моментов русской истории. "Все замерло, - говорит Ключевский, - столица мгновенно прервала свои обычные занятия: лавки закрылись, приказы опустели, песни замолкли..." Странное, на первый взгляд, поведение царя на самом деле было глубоко русским, обращалось к издавно сложившимся отношениям народа и власти. Даже такой историк, как Альшиц, вынужден заметить, что "власть московского царя держалась тогда на основаниях скорее духовных, чем материальных: на традиции подчинения подданных великокняжеской власти... на поддержке со стороны Церкви". Русский царь не мог и не хотел править силой. Он желал послушания не "за страх", а "за совесть".

Когда первое оцепенение москвичей прошло, столица буквально взорвалась народными сходками:
"Государь нас оставил, - вопил народ. - Мы гибнем. Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменниками? Как могут быть овцы без пастыря?" Духовенство, бояре, сановники, приказные люди, проливая слезы, требовали от митрополита, чтобы он умилостивил Иоанна, никого не жалея и ничего не страшася. Все говорили ему одно: "Пусть царь казнит своих лиходеев: в животе и смерти воля его; но царство да не останется без главы! Он наш владыка, Богом данный: иного не ведаем. Мы все с своими головами едем за тобою бить челом и плакаться".
То же говорили купцы и мещане, прибавляя: "Пусть царь укажет нам своих изменников: мы сами истребим их!"  Митрополит хотел немедленно ехать к царю; но в общем совете положили, чтобы архипастырь остался блюсти столицу, которая была в неописуемом смятении.
Все дела пресеклись: суды, приказы, лавки, караульни опустели. Избрали главными послами святителя Новгородского Пимена и Чудовского архимандрита Левкия; но за ними отправились и все другие епископы: Никандр Ростовский, Елевферий Суздальский, Филофей Рязанский, Матфей Крутицкий, архимандриты: Троицкий, Симоновский, Спасский, Андрониковский; за духовенством вельможи, князья Иван Дмитриевич Бельский, Иван Федорович Мстиславский, - все бояре, окольничие, дворяне и приказные люди прямо из палат митрополитовых, не заехав к себе в домы; также и многие гости, купцы, мещане, чтобы ударить челом государю и плакаться".
Народ сделал свой выбор. Осознанно и недвусмысленно он выразил свободное согласие "сослужить" с царем в деле Божием - для созидания России как "Дома Пресвятой Богородицы", как хранительницы и защитницы спасительных истин Церкви. Царь понял это, 2 февраля торжественно вернулся в Москву и приступил к обустройству страны.
Первым его шагом на этом пути стало учреждение опричнины. Само слово "опричнина" вошло в употребление задолго до Ивана Грозного. Так назывался остаток поместья, достаточный для пропитания вдовы и сирот павшего в бою или умершего на службе воина. Поместье, жаловавшееся великим князем за службу, отходило в казну, опричь (кроме) этого небольшого участка.
Иоанн Грозный назвал опричниной города, земли и даже улицы в Москве, которые должны были быть изъяты из привычной схемы административного управления и переходили под личное и безусловное управление царя, обеспечивая материально "опричников" - корпус царских единомышленников, его сослуживцев в деле созидания такой формы государственного устройства, которая наиболее соответствует его религиозному призванию. Есть свидетельства, что состав опричных земель менялся - часть их со временем возвращалась в "земщину" (то есть к обычным формам управления), из которой, в свою очередь, к "опричнине" присоединялись новые территории и города. Таким образом, возможно, что через сито опричнины со временем должна была пройти вся Россия.
Опричнина стала в руках царя орудием, которым он просеивал всю русскую жизнь, весь ее порядок и уклад, отделял добрые семена русской православной соборности и державности от плевел еретических мудрствований, чужебесия в нравах и забвения своего религиозного долга.
Даже внешний вид Александровской слободы, ставшей как бы сердцем суровой брани за душу России, свидетельствовал о напряженности  и  полноте  религиозного  чувства е е обитателей. В ней все было устроено по типу иноческой обители - палаты, кельи, великолепная крестовая церковь (каждый ее кирпич был запечатлен знамением Честнаго и Животворящего Креста Господня). Ревностно и неукоснительно исполнял царь со своими опричниками весь строгий устав церковный.
Как некогда богатырство, опричное служение стало формой церковного по-слушания - борьбы за воцерковление всей русской жизни, без остатка, до конца. Ни знатности, ни богатства не требовал царь от опричников, требовал лишь верности, говоря: "Ино по грехом моим учинилось, что наши князи и бояре учали изменяти, и мы вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды".
Придворный народный ум изобрел и достойный символ ревностного служения опричников; "они ездили всегда с собачьими головами и метлами, привязанными к седлам, - пишет Карамзин, - в ознаменование того, что грызут лиходеев царских и метут Россию".
Учреждение опричнины стало переломным моментом царствования Иоанна IV. Опричные полки сыграли заметную роль в отражении набегов Дивлет-Гирея в 1571 и 1572 годах, двумя годами раньше с помощью опричников были раскрыты и обезврежены заговоры в Новгороде и Пскове, ставившие своей целью отложение от России под власть Литвы и питавшиеся, вероятно, ересью "жидовствующих", которая пережила все гонения.
В 1575 году, как бы подчеркивая, что он является царем "верных", а осталь-ным "земским" еще надлежит стать таковыми, пройдя через опричное служение, Иоанн IV поставил во главе земской части России крещеного татарина - касимов-ского царя Семена Бекбулатовича. Каких только предположений не высказывали историки, пытаясь разгадать это "загадочное" поставление! Каких только мотивов не приписывали царю! Перебрали все: политическое коварство, придворную интригу, наконец, просто "прихоть тирана"... Не додумались лишь до самого простого - до того, что Семен Бекбулатович действительно управлял земщиной (как, скажем, делал это князь-кесарь Ромодановский в отсутствие Петра I), пока царь "доводил до ума" устройство опричных областей.
Был в этом "разделении полномочий" и особый мистический смысл. Даруя Семену титул "великого князя всея Руси", а себя именуя московским князем Иваном Васильевым, царь обличал ничтожество земных титулов и регалий власти перед небесным избранничеством на царское служение, запечатленным в Таинстве Миропомазания. Он утверждал ответственность русского царя перед Богом, отрицая значение человеческих названий.
Приучая Русь, что она живет под управлением Божиим, а не человеческим, Иоанн как бы говорил всем: "Как кого ни назови - великим ли князем всея Руси или Иванцом Васильевым, а царь, помазанник Божий, отвечающий за все происходящее здесь - все же я, и никто не в силах это изменить".
Так царствование Грозного царя клонилось к завершению. Неудачи Ливонской войны, лишившие Россию отвоеванных было в Прибалтике земель, компенсировались присоединением бескрайних просторов Сибири в 1579-1584 годах. Дело жизни царя было сделано - Россия окончательно и бесповоротно встала на  путь  служения,  очищенная  и  обновленная  опричниной. В Новгороде и Пскове были искоренены рецидивы жидовствования, Церковь обустроена, народ воцерковлен, долг избранничества - осознан. В 1584 году царь мирно почил, пророчески предсказав свою смерть. Одним из пунктов завещания Иоанна было указание освободить всех военнопленных. В последние часы земной жизни сбылось его давнее желание - митрополит Дионисий постриг государя, и уже не Грозный царь Иоанн, а смиренный инок Иона предстал перед Всевышним Судией, служению Которому посвятил он свою бурную и нелегкую жизнь.

УПАСЕШИ Я ЖЕЗЛОМ ЖЕЛЕЗНЫМ...

ИГУМЕН ВСЕЯ РУСИ

ВРЯД ЛИ МОЖНО до конца понять течение русской истории, не разгадав личности Грозного царя. Историки давно сошлись на том, что он был самым даровитым и образованным человеком своего времени. "Муж чудного рассуждения, в науке книжного почитания доволен и многоречив", - характеризует Грозного один из современников. "Несмотря на все умозрительные изъяснения, характер Иоанна... есть для ума загадка", - сетует Карамзин, готовый "усомниться в истине самых достоверных о нем известий"... Ключевский пишет о царе: "От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский московский ум".
Характеристики можно множить, они будут совпадать или противоречить друг другу, вызывая одно неизменное чувство неудовлетворения, недосказанности, неясности. Высокий дух и "воцерковленное" мироощущение царя оказались не по зубам осуетившимся историкам, плотной завесой тайны окутав внутреннюю жизнь Иоанна IV от нескромных и предвзятых взглядов.
Духовная проказа рационализма, лишая веры, лишает и способности понимать тех, для кого вера есть жизнь. "Еще ли окаменено сердце ваше имате? Очи имуще - не видите, и уши имущи - не слышите" (Мрк. 8:17-18), - обличал Господь маловеров. Окаменевшие неверием сердца повлекли за собой слепоту духовную, лишив историков возможности увидеть сквозь туман наветов и клевет настоящего Иоанна, услышать его искренний, полный горячей веры голос.
Как бы предчувствуя это, сетовал Грозный царь, стеная от тягот и искушений своего служения: "Тело изнемогло, болезнует дух, раны душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы исцелил меня. Ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого; утешающих я не нашел - заплатили мне злом за добро, ненавистью - за любовь".
Мягкий и незлобивый по природе, царь страдал и мучился, вынужденный применять суровые меры. В этом он удивительно напоминает своего венценосного предка - святого благоверного князя Владимира равноапостольного, отказавшегося было карать преступников, боясь погрешить против христианского милосердия. "Боюсь греха!" - эти слова святого Владимира как нельзя лучше применимы и к Грозному царю. Несмотря на многочисленные свидетельства растущей измены, он из года в год откладывал наказание виновных. Прощал измены себе, пока было возможно. Но считал, что не имеет права простить измены делу Божию, строению Святой Руси, ибо мыслил обязанности Помазанника Божия как блюстителя верности народа своему промыслительному предназначению.
Когда в 1565 году в Александровской слободе царь принял решение силой выжечь крамолу в России, это решение далось ему страшным напряжением воли. Вот портрет царя, каким его знали до этого знаменательного дня: Иоанн был "велик ростом, строен, имел высокие плечи, крепкие мышцы, широкую грудь, прекрасные волосы, длинный ус, нос римский, глаза небольшие; серые, но светлые, проницательные, исполненные огня, и лицо приятное" (9).
Когда же царь вернулся в Москву и, созвав духовенство, бояр, знатнейших чиновников, вышел к ним объявить об опричнине, многие не узнали его. Иоанн постарел, осунулся, казался утомленным, даже больным. Веселый прежде взор угас, густая когда-то шевелюра и борода поредели. Царь знал, что ему предстоит, какую ответственность он берет на себя и сколько сил потребуется от него.
Да, Иоанн Грозный карал. По подсчетам "советского" историка Р. Г. Скрынникова, жертвами "царского террора" стали три-четыре тысячи человек (10). С момента учреждения опричнины до смерти царя прошло тридцать лет. 100 казней в год, учитывая уголовных преступников. Судите сами, много это или мало. Притом, что периодическое возникновение "широко разветвленных заговоров" не отрицает ни один уважающий себя историк. Чего стоит хотя бы политическая интрига, во главе которой стоял боярин Федоров. Заговорщики предполагали во время Ливонского похода 1568 года окружить царские опричные полки, перебить их, а Грозного выдать польскому королю. Но царь, сколько мог, щадил...
Вот один из примеров. Московские казни 1570 года описаны современником событий Альбертом Шлихтингом, иностранцем. Не имея никаких причин преуменьшить масштаб (скорее наоборот), Шлихтинг рассказывает, что из трехсот выведенных на казнь были казнены лишь сто шестнадцать человек, а остальные - помилованы и отпущены. В летописи того времени названо примерно такое же количество казненных - сто двадцать человек.  А в "Повести об Иване Грозном и купце Харитоне Белоулине", дошедшей до нас в списке конца XVI века, и вовсе говорится, что казнено было всего семеро, после чего "вестник прииде от царя, повеле всех поиманных отпустить".
При этом надо учитывать, что казни были результатом расследования по "новгородскому" и "псковскому" делу о попытках отложиться от московского царя и уйти в подданство иноверному государю. Перечни казненных за счет казны рассылались для включения в синодики (поминальные списки) по российским монастырям. Царь не желал казненным зла, прося у Церкви святых молитв об упокоении мятежных душ изменников и предателей...
Подвижнический характер имела вся личная жизнь царя. Это ярче всего проявлялось в распорядке Александровской слободы. Шумную и суетную Москву царь не любил, наезжая туда "не на великое время". В Александровской слободе он все устроил так, как хотел, вырвавшись из церемонного и чинного порядка государевой жизни с его обязательным сложным этикетом и неизбежным лицемерием. Слобода, собственно, была монастырем в миру. Несколько сотен ближайших царских опричников составляли его братию, а себя Иоанн называл "игуменом всея Руси". (Царь не раз хотел постричься, и последний раз, после смерти сына в 1581 году, лишь единодушная мольба приближенных предотвратила осуществление этого намерения).
Опричная "братия" носила монашеские скуфейки и черные подрясники. Жизнь в слободе, как в монастыре, регулировалась общежительным уставом, написанным лично царем. Иоанн сам звонил к заутрене, в церкви пел на клиросе, а после обедни, во время братской трапезы, по древней иноческой традиции читал для назидания жития святых и святоотеческие поучения о посте, молитве и воздержании.
По благочестию в личной жизни с Грозным царем может сравниться, пожалуй, лишь царь Тишайший - Алексей Михайлович, проводивший в храме по пять часов в день и клавший ежедневно от тысячи до полуторы тысячи земных поклонов с молитвой Иисусовой.
Известно, сколь трепетно и благоговейно относится Православная Церковь к богослужебным текстам. Сочинители большей их части прославлены ею как святые, свыше приявшие дар к словесному выражению духовных, возвышенных переживаний, сопровождающих человека на пути христианского подвижничества. Так вот - стихирами, писанными царем Иоанном Васильевичем, церковь пользовалась на своих богослужениях даже тогда, когда со смерти его минул не один десяток лет.
В двух крюковых стихирарях начала XVII века находятся две стихиры святому митрополиту Петру (на "Господи, воззвах...") с надписью "Творение царя Иоанна", две стихиры ему же ("на исхождение" - то есть на литии) с надписью - "Творение царя и великого князя Иоанна Васильевича вся России" и две стихиры на сретенье "Пречистой Владимирской". Символично, что в Смутное время именно словами Грозного царя взывала Русская Церковь к Богородице, молясь о даровании мира и утверждении веры.
Вот одна из этих стихир: "Вострубите песню трубную, в день праздника нашего благонарочитого. Славьте тьмы разрушение и света пришествие, паче солнца воссиявшего на всех; се бо Царица и Владычица, Богородица, Мати Творца всех - Христа Бога нашего, услышавши моление недостойных раб Своих на милосердие преклоняется. Милостивно и видимо руце простирающе к Сыну Своему и Богу нашему о своей Руси молится, от согрешений освобождение даровать просит и праведное Его прощение возвратить. О великая милосердием Владычице! О великая щедротами Царице! О великая заступлением Богородице! Как молит Сына Своего и Бога нашего, пришествием честнаго образа Своего грады и веси избавляя! Да воспоим Царице, Царя рождшей: радуйся, промышляя христианам щедроты и милости. Радуйся, к Тебе прибегающим заступление и пристанище и избавление, спасение наше"  (11).
Полно и ясно раскрывался внутренний мир царя и в его постоянном общении со святыми, преподобными, иноками, юродивыми, странниками. Самая жизнь царя Иоанна началась при непосредственном участии святого мужа - митрополита Иоасафа, который, будучи еще игуменом Свято-Троицкой Сергиевой лавры, крестил будущего государя Российского прямо у раки преподобного Сергия, как бы пророчески знаменуя преемственность дела Иоанна IV по отношению к трудам великого святого. Другой святой митрополит - Макарий - окормлял молодого царя в дни его юности и первой ратной славы. Влияние первосвятителя было велико и благотворно.  Митрополит был ученейшим книжником. Своим блестящим образованием Грозный во многом обязан святому Макарию, десятки лет работавшему над огромным трудом, Минеями-Четьями, в которых он задумал собрать все "чтомыя книги, яже в русской земле обретаются". Мудрый старец не навязывал царю своих взглядов - окормляя его духовно, - не стремился к почету, власти, и потому сумел сохранить близость с государем, несмотря на все политические бури и дворцовые интриги. "О, Боже, как бы счастлива была русская земля, если бы владыки были таковы, как преосвященный Макарий да ты", - писал царь в 1556 году Казанскому архиепископу Гурию.
Особенно  любил  Иоанна и его добродетельную супругу преподобный Антоний Сийский, просиявший святостью жизни в  тундре  далекого Севера.  Он  приходил  в  Москву,  беседовал с  царем и пользовал его своими поучениями до кончины своей в 1556 году.
Знаменитый московский юродивый Василий Блаженный хаживал к царю, не стеснялся обличать его в рассеянности при молитве, умерял царский гнев ласковым: "Не кипятись, Иванушка..."  Блаженный умер на руках у царя, предсказав ему, что наследует государство Российское не старший сын Иван, а младший - Феодор. При погребении святого царь сам с ближними боярами нес его гроб (12).
Отдельного упоминания стоит история взаимоотношений царя со святым митрополитом Филиппом, принявшим кафедру московских святителей в 1566 году. Царь сам выбрал Филиппа, бывшего тогда Соловецким игуменом. Иоанн знал подвижника с детства, когда он, малолетний царевич, полюбил играть с сыном боярина Степана Ивановича Колычева Федором, будущим митрополитом Московским.
В годы боярских усобиц род Колычевых пострадал за преданность князю Андрею (дяде царя Иоанна). Один из них был повешен, другой пытан и долго содержался в оковах. Горькая судьба родственников подтолкнула Федора на иноческий путь. Тайно, в одежде простолюдина он бежал из Москвы в Соловецкий монастырь, где принял постриг с именем Филиппа и прошел путь от послушника до настоятеля.
Филипп долго отказывался от сана митрополита, отговариваясь немощью и недостоинством. "Не могу принять на себя дело, превышающее силы мои, - говорил он. - Зачем малой ладье поручать тяжесть великую?" Царь все же настоял на своем, и Филипп стал митрополитом. В первое время после его поставления все шло хорошо. Единодушие "священной сугубицы" - царя и митрополита - лишало боярские интриги возможности маневра, достигавшегося в их "лучшие времена" противопоставлением двух центров власти - светского и церковного.
Эту возможность они потеряли во многом благодаря предусмотрительности Грозного и самого митрополита, при поставлении "давшего слово архиепископам и епископам" и царю (как говорится об этом в нарочно составленной грамоте), "в опричнину и царский домовой обиход не вступаться и, по поставлении, из-за опричнины и царского домового обихода митрополии не оставлять". Такой грамотой сама фигура митрополита как бы выносилась за скобки всех дворцовых интриг и, более того, лишала возможности бояр даже требовать его удаления "на покой" под благовидным предлогом "неотмирности" святителя.
25 июля 1566 года после литургии в Успенском соборе царь лично вручил новопоставленному митрополиту пастырский посох его святого предтечи - святителя Петра, с умилением выслушал глубоко прочувствованное слово Филиппа об обязанностях служения царского и, пригласив все духовенство и бояр в царские палаты, радушно угощал, празднуя обретение такого помощника.  Но единодушие государя и первосвятителя было невыносимо тем, кто в своем высоком положении видел не основание для усиленного служения царю и России, а оправдание тщеславным и сребролюбивым начинаниям.
В июне 1567 года были перехвачены письма польского короля Сигизмунда и литовского гетмана Хоткевича к главнейшим боярам с предложением бежать в Литву. Начался розыск виновных, затем последовали казни. Митрополит ходатайствовал о смягчении участи преступников, но политику царя поддержал. "На то ли собрались вы, отцы и братия, чтобы молчать, страшась вымолвить истину? - обличал он пастырей церкви, молчаливо сочувствовавших казненным... - Никакой сан мира сего не избавит нас от мук вечных, если преступим заповедь Христову и забудем наш долг пещись о благочестии благоверного царя, о мире и благоденствии православного христианства".
Не скрывал своего сочувствия к митрополиту святитель Герман, архиепископ Казанский. Но нашлись и такие, которым самоотверженная правдивость митрополита перед царем грозила разоблачением и опалой. Среди них выделялись: Пимен - архиепископ Новгородский, мечтавший сам занять кафедру митрополита; Пафнутий - епископ Суздальский и Филофей Рязанский. Душой заговора, направленного на разобщение преподобного Филиппа с Иоанном IV, стал государев духовник, благовещенский протопоп Евстафий, боявшийся потерять расположение и доверие царя.
Тактика интриги была проста: лгать царю про митрополита, а святителю клеветать на царя. При этом главным было не допустить, чтобы недоразумение разрешилось при личной встрече. Кроме того, надо было найти предлог для удаления святителя Филиппа. Время шло, и злые семена лжи давали первые всходы. Царю удалось было внушить, что Филипп, вопреки обещанию, стремится вмешиваться в государевы дела.
Для митрополита не были тайной планы его врагов. "Вижу, - говорил он, - готовящуюся мне кончину, но знаете ли, почему меня хотят изгнать отсюда и возбуждают против меня царя? Потому что не льстил я пред ними... Впрочем, что бы то ни было, не перестану говорить истину, да не тщетно ношу сан святительский" Какое-то время казалось, что заговорщики потерпят неудачу. Царь отказался верить в злонамеренность Филиппа, потребовав доказательств, которых у них не было и быть не могло.
Тогда, не надеясь найти "компромат" на митрополита в Москве, злоумышленники отправились на Соловки. Там Пафнутий Суздальский, Андрониковский архимандрит Феодосий и князь Василий Темкин угрозами, ласками и деньгами принудили к лжесвидетельству против святителя Филиппа некоторых монахов и, взяв их с собой, поспешили назад. В числе лжесвидетелей, к стыду обители, оказался игумен Паисий, ученик святого митрополита, прельстившийся обещанием ему епископской кафедры.
Состоялся "суд". Царь пытался защитить святителя, но вынужден был согла-ситься с "соборным" мнением о виновности митрополита. Причем, зная по опыту, что убедить царя в политической неблагонадежности Филиппа нельзя, заговорщики подготовили обвинения, касавшиеся жизни святителя на Соловках еще в бытность его тамошним настоятелем, и это, похоже, сбило с толку Иоанна IV.
В день праздника Архистратига Михаила в 1568 году святитель Филипп был сведен с кафедры митрополита и отправлен "на покой" в московский монастырь Николы Старого, где на его содержание царь приказал выделять из казны по четыре алтына в день. Но враги святого на этом не остановились, добившись удаления ненавистного старца в Тверской Отрочь монастырь, подальше от столицы. До этих пор история взаимоотношений Грозного царя с митрополитом Филиппом очень напоминают отношения царя Алексея Михайловича с его "собинным" другом - патриархом Никоном, также  оклеветанным и сосланным.
Однако торжество злоумышленников длилось недолго. В декабре 1569 года царь с опричной дружиной двинулся в Новгород для того, чтобы лично возглавить следствие по делу об измене и покровительстве местных властей еретикам-"жидовствующим". В ходе этого расследования могли вскрыться связи новгородских изменников, среди которых видное место занимал архиепископ Пимен, с московской боярской группой, замешанной в деле устранения святителя Филиппа с митрополии. В этих условиях опальный митрополит становился опаснейшим свидетелем.
Его решили убрать и едва успели это сделать, так как царь уже подходил к Твери. Он послал к Филиппу своего доверенного опричника Малюту Скуратова за святительским благословением на поход и, надо думать, за пояснениями, которые могли пролить свет на "новгородское дело". Но Малюта уже не застал святителя в живых. Он смог лишь отдать ему последний долг, присутствуя при погребении, и тут же уехал с докладом к царю. Иоанн, чрезвычайно щепетильный во всех делах, касавшихся душеспасения, заносил имена всех казненных в специальные синодики, которые рассылались затем по монастырям для вечного поминовения "за упокой души". Списки эти (являющиеся, кстати, единственным достоверным документом, позволяющим судить о размахе репрессий) поражают своей подробностью и добросовестностью. Имени святителя Филиппа в них нет. Нет по той простой причине, что никогда никакого приказа казнить митрополита царь не давал. Эта широко распространенная версия при ближайшем рассмотрении оказывается заурядной выдумкой, как, впрочем, и многие другие "свидетельства" о "зверствах" Грозного царя.
Опасения заговорщиков оправдались. Грозный все понял, и лишь его всегдашнее стремление ограничиться минимально возможным наказанием спасло жизнь многим из них. Вот что пишут об этом Четьи-Минеи (за январь, в день памяти святого Филиппа):
"Царь... положил свою грозную опалу на всех виновников и пособников его (митрополита) казни. Несчастный архиепископ Новгородский Пимен, по низложе-нии с престола, был отправлен в заключение в Веневский Никольский монастырь и жил там под вечным страхом смерти, а Филофей Рязанский был лишен архиерейства. Не остался забытым и суровый пристав святого - Стефан Кобылин: его постригли против воли в монахи и заключили в Спасо-Каменный монастырь на острове Кубенском. Но главным образом гнев царский постиг Соловецкий монастырь.
Честолюбивый игумен Паисий, вместо обещанного ему епископства, был со-слан на Валаам, монах Зосима и еще девять иноков, клеветавших на митрополита, были также разосланы по разным монастырям, и многие из них на пути к местам ссылки умерли от тяжких болезней. Как бы в наказание всей братии разгневанный царь прислал в Соловки чужого постриженника - Варлаама, монаха Кирилло-Белозерского монастыря, для управления монастырем в звании строителя. И только под конец дней своих он вернул свое благоволение обители, жалуя ее большими денежными вкладами и вещами для поминовения опальных и пострадавших от его гнева соловецких монахов и новгородцев".
Во время новгородского расследования царь оставался верен привычке поверять свои поступки советом людей опытных в духовной жизни, имевших славу святых, праведников. В Новгороде царь не раз посещал преподобного Арсения, затворника иноческой обители на торговой стороне города. Царь пощадил этот монастырь, свободный от еретического духа и без гнева выслушал обличения затворника, подчас весьма резкие и нелицеприятные.
Характерна для царя и причина, заставившая его отказаться от крутых мер в Пскове. По дороге из Новгорода Иоанн был как-то по-особому грустен и задумчив. На последнем ночлеге в селе Любятове, близ города, царь не спал, молясь, когда до его слуха донесся благовест псковских церквей, звонивших к заутрене. Сердце его, как пишут современники, чудесно умилилось. Иоанн представил себе раскаяние злоумышленников, ожидавших сурового возмездия и молящихся о спасении их от государева гнева. Мысль, что Господь есть Бог кающихся и Спас согрешающих, удержала царя от строгих наказаний. Выйдя из избы, царь спокойно сказал: "Теперь во Пскове все трепещут, но напрасно: я не сотворю им зла".
Так и стало, тем более, что по въезде в Псков царя встретил юродивый Никола, всему городу известный праведник. Прыгая на палочке перед царским конем, он приговаривал: "Иванушка! Иванушка! Покушай хлеб-соль (жители города встречали Иоанна постной трапезой. - Прим. авт.), чай, не наелся мясом человеческим в Новгороде!" Считая обличения юродивого за глас Божий, царь отменил казни и оставил Псков.
Можно еще приводить примеры отношения Грозного царя к святым, праведникам, архиереям и юродивым. Но все они и дальше будут подтверждать, что поведение его всегда и во всем определялось глубоким и искренним благочестием, полнотой христианского мироощущения и твердой верой в свое царское "тягло" как Богом данное служение. Даже в гневе Иоанн пребывал христианином. Вот что сказал он Новгородскому архиепископу Пимену, уличенному в измене собственноручной грамотой, писанной королю Сигизмунду. Архиерей пытался отвратить возмездие, встретив царя на Великом мосту с чудотворными иконами, в окружении местного духовенства. "Злочестивец! В руке твоей - не крест животворящий, но оружие убийственное, которое ты хочешь вонзить нам в сердце. Знаю умысел твой... Отселе ты уже не пастырь, а враг Церкви и святой Софии, хищный волк, губитель, ненавистник венца Мономахова!"
Приняв на себя по необходимости работу самую неблагодарную, царь, как хирург, отсекал от тела России гниющие, бесполезные члены. Иоанн не обольщался в ожидаемой оценке современниками (и потомками) своего труда, говоря: "Ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого; утешающих я не нашел - заплатили мне злом за добро, ненавистью - за любовь". Второй раз приводим мы изречение Иоанна, теперь уже с полным правом говоря - воистину так!
В отличие от историков, народ верно понял своего царя и свято чтил его па-мять. Вплоть до самой революции и последовавшего за ней разгрома православных святынь Кремля к могиле Грозного царя приходил простой люд служить панихиды, веруя, что таким образом выраженное почитание Иоанна IV привлекает благодать Божию в дела, требующие справедливого и нелицеприятного суда.

...

(продолжение - в следующем сообщении)

0

5

(продолжение предыдущего сообщения)

ВОНМИ СЕБЕ, НЕ ЗАБУДИ ГОСПОДА, БОГА ТВОЕГО...

БОЯРСТВО. ОПРИЧНИНА. ЗЕМСКИЕ СОБОРЫ.

ИСТОРИКИ НЕОДНОКРАТНО сетовали на "загадочность" и даже на "великую загадочность" опричнины. Между тем, ничего загадочного в ней нет, если рассматривать опричнину в свете веками складывавшихся на Руси отношений народа и власти, общества и царя. Эти "неправовые" отношения, основывавшиеся на разделении обязанностей, свойственных скорее семейному, чем государственному быту, наложили отпечаток на весь строй русской жизни.
Так, русское сословное деление, например, имело в своем основании мысль об особенном служении каждого сословия. Сословные обязанности мыслились как религиозные, а сами сословия - как разные формы общего для всех христианского дела: спасения души. И царь Иоанн IV все силы отдал тому, чтобы "настроить" этот сословный организм Руси, как настраивают музыкальный инструмент, по камертону православного вероучения. Орудием, послужившим для этой нелегкой работы, стала опричнина. Глядя на нее так, все можно понять и объяснить. Вот что действительно невозможно, так это понимание действий Иоанна IV (в том числе и опричнины) с точки зрения примитивно-утилитарной, во всем видящей лишь "интересы", "выгоду", "соотношение сил", странным образом сочетая это с приверженностью "объективным историческим закономерностям".
Для того, чтобы "настроить" русское общество в унисон с требованиями христианского мировоззрения, прежде всего требовалось покончить с понятиями "взаимных обязательств" как между сословиями, так и внутри них. Взаимные обязательства порождают упреки в их несоблюдении, взаимные претензии, обиды и склоки - и это ярче всего проявилось в таком уродливом явлении, как боярское местничество. Безобидная на первый взгляд мысль о взаимной ответственности порождает ощущение самоценности участников этой взаимосвязи, ведет к обособлению, разделению, противопоставлению интересов и, в конечном итоге, - к сословной или классовой вражде, по живому рассекающей народное тело.
Не разъединяющая народ ответственность "друг перед другом", неизбежно рождающая требования "прав" и забвение обязанностей, а общая, соборная ответственность перед Богом должна стать, по мысли Грозного, основой русской жизни. Эта общая ответственность уравнивает всех в едином церковном служении, едином понятии долга, единой вере и взаимной любви, заповеданной Самим Господом в словах: "Возлюби ближнего как самого себя". Вспомним царское упоминание о стремлении "смирить всех в любовь". Перед Богом у человека нет прав, есть лишь обязанности - общие всем, и это объединяет народ в единую соборную личность "едиными усты и единым сердцем", по слову Церкви, взывающую к Богу в горячей сыновней молитве.
В таком всенародном предстоянии Богу царь находится на особом положении. Помазанник Божий, он свидетельствует собой богоугодность государственной жизни народа, является той точкой, в которой символически соединяются небо и земля, Царствие Божие и человеческое. В своем царском служении он "не от мира сего", и поэтому перед ним, как перед Богом, все равны, и никто не имеет ни привилегий, ни особых прав. "Естеством телесным царь подобен всякому человеку. Властию же сана подобен... Богу. Не имеет бо на земли вышша себе. Подобает убо (царю) яко смертну, не возноситися, и, аки Богу, не гневатися... Егда князь беспорочен будет всем нравом, то может... и мучити и прощати всех людей со всякою кротостию", - говорится в одном из сборников второй половины XVI века. К такому пониманию царской власти и старался привести Россию Иоанн Васильевич. Но на его пути встало боярство.
"...Уже к половине XV века московский великий князь был окружен плотной стеной знатных боярских фамилий, - говорит Ключевский. Положение усугубилось вступлением на московскую службу князей, покидавших упраздненные удельные столы. - С тех пор во всех отраслях московского управления - в государственной думе советниками, в приказах судьями, то есть министрами, в областях наместниками, в полках воеводами являются все князья и князья. Вслед за князьями шли в Москву их ростовские, ярославские, рязанские бояре". В этом не было бы ничего дурного, если бы объединение Великороссии и возвышение московского великого князя до уровня общенационального государя не изменило роковым образом воззрения боярства на свое место в русской жизни.
В удельные века боярин в Москве служил, и принадлежность к сословию оз-начала для него прежде всего признание за собой соответствующих обязанностей. Весь XIV век - это век самоотверженного служения московского боярства общена-циональным идеалам и целям. Отношения с великим князем московским складывались поэтому самые полюбовные. "Слушали бы во всем отца нашего владыки Алексея да старых бояр, кто хотел отцу нашему добра и нам", - писал в духовном завещании к своим наследникам Симеон Гордый, поставляя рядом по своему значению митрополита и боярство. Святой благоверный князь Дмитрий Донской относился к боярам еще задушевнее. Обращаясь к детям, он говорил: "Бояр своих любите, честь им достойную воздавайте по их службе, без воли их ничего не делайте".
Но  к  концу  XV-началу  XVI  века  положение изменилось. В боярстве, по-полнявшемся титулованной удельной знатью, принесшей в Москву понятия о своих наследственных правах, установился взгляд на свое руководящее положение как на "законное" дело - привилегию, не зависимую от воли государя. Это грозило разрушением гармонии народного бытия, основанной на со-служении сословий в общем деле, на их взаимном равенстве перед Богом и царем. "Еще при Грозном до опричнины встречались землевладельцы из высшей знати, которые в своих обширных вотчинах правили и судили безапелляционно, даже не отдавая отчета царю", - пишет Ключевский. Более того, царь, как лицо, сосредоточившее в себе полноту ответственности за происходящее в стране, представлялся таким боярам удобной ширмой, лишавшей их самих этой ответственности, но оставлявшей им все их мнимые "права". Число знатнейших боярских фамилий было невелико - не превышало двух-трех сотен, зато их удельный вес в механизме управления страной был подавляющим.
Положение становилось нестерпимым, но для его исправления царь нуждался в единомышленниках, которые могли бы взять на себя функции административного управления страной, традиционно принадлежавшие боярству. Оно в своей недостойной части должно было быть от этих функций устранено. Эти "слугующие близ" государя верные получили названия "опричников", а земли, отведенные для их обеспечения, наименование "опричных". Вопреки общему мнению, земель этих было мало. Так, перемещению с земель, взятых в опричнину, на другие "вотчины" подвергалось около тысячи землевладельцев - бояр, дворян и детей боярских. При этом опричнина вовсе не была исключительно "антибоярским" орудием. Царь в указе об учреждении опричнины ясно дал понять, что не делит "изменников" и "лиходеев" ни на какие группы "ни по роду, ни по племени", ни по чинам, ни по сословной принадлежности.
Сам указ об опричнине появился не вдруг, а стал закономерным завершением длительного процесса поиска Иваном Грозным наилучшего, наихристианнейшего пути решения стоявших перед ним, как помазанником Божиим, задач. Первые его попытки в этом роде связаны с возвышением благовещенского иерея Сильвестра и Алексея Федоровича Адашева. Лишь после того, как измена Адашева и Сильвестра показала в 1560 году невозможность окормления русского народа традиционно боярскими органами управления, встал вопрос об их замене, разрешившийся четыре года спустя указом об опричнине.
Адашев сам к боярству не принадлежал. Сын незначительного служилого человека, он впервые появляется на исторической сцене 3 февраля 1547 года на царской свадьбе в качестве "ложничего" и "мовника", то есть он стлал царскую постель и сопровождал новобрачного в баню. В 1550 году Иоанн пожаловал Адашева в окольничие и при этом сказал ему: "Алексей! Взял я тебя из нищих и из самых молодых людей. Слышал я о твоих добрых делах и теперь взыскал тебя выше меры твоей ради помощи душе моей... Не бойся сильных и славных... Все рассматривай внимательно и приноси нам истину, боясь суда Божия; избери судей правдивых от бояр и вельмож!"
Адашев правил от имени царя, "государевым словом", вознесенный выше боярской знати - царь надеялся таким образом поставить  боярское  сословное  своеволие  под  контроль. Опричнина стала в дальнейшем лишь логичным завершением подобных попыток. При этом конечным результатом, по мысли Грозного, должно было стать не упразднение властных структур (таких, как боярская дума, например), а лишь наполнение их новым, религиозно осмысленным содержанием. Царь не любил ломать без нужды.
Адашев "правил землю русскую" вместе с попом Сильвестром. В благовещенском иерее царь, известный своим благочестием (ездивший в дальние монастыри на покаяние замаливать даже незначительные грехи - "непотребного малого слова ради") - хотел видеть олицетворение христианского осмысления государственности. Однако боярская верхушка сумела "втянуть" Адашева и Сильвестра в себя, сделать их представителями своих чаяний. Адашев вмешался в придворные интриги вокруг Захарьиных - родственников Анастасии, жены царя, сдерживал в угоду удельным интересам создание единого централизованного русского войска. Сильвестр оказался не краше - своего сына Анфима он пристроил не в "храбрые" и "лутчие люди", а в торговлю, испросив для него у царя назначение ведать в казне таможенными сборами.
Царю в случае успеха боярских замыслов оставалось лишь "честь председа-ния". Русская история чуть было не свернула в накатанную западно-европейскую колею, в которой монарх выполнял роль балансира между противоречивыми интересами различных социальных групп. Лишь после охлаждения отношений царя с прежними любимцами дело двинулось в ином направлении. В 1556 году были приняты царские указы, в результате которых все землевладельцы, независимо от размера своих владений, делались служилыми людьми государства. "Речь шла об уравнении "сильных" и "богатых" со всеми служилыми людьми в служебной повинности перед государством именно несмотря на их богатство, на их экономическую самостоятельность", - признает Альшиц. Он же пишет, что в период деятельности Адашева и Сильвестра "решался вопрос - по какому пути пойдет Россия: по пути усиления феодализма (читай: православного самодержавия - прим.авт.) или по пути буржуазного развития... То, что реформы Адашева и Сильвестра... имели тенденцию направить развитие страны на иной путь (чем предначертал Грозный - прим.авт.) в политическом устройстве и... в основе экономики, а именно - на путь укрепления сословно-представительной монархии, представляется несомненным".
Идея опричнины прямо противоположна. "Аз есмь царь, - говорил Грозный, - Божиим произволением, а не многомятежным человеческим хотением". Русский государь не есть царь боярский. Он не есть даже царь всесословный - то есть общенародный. Он - Помазанник Божий. Инструментом утверждения такого взгляда на власть и стал опричный царь.
В опричнину брали только "лутчих", "по выбору". Особенно тщательный отбор проходили люди, имевшие непосредственное отношение к жизни государя. До нас дошла опись царского архива, в которой есть следующая запись: "Ящик 200, а в нем сыски родства ключников, подключников, и сытников, и поваров, и помясов, и всяких дворовых людей". На 20 марта 1573 года в составе опричного двора царя Иоанна числилось 1854 человека. Из них 654 человека составляли охранный корпус государя, его гвардию. Данные, взятые из списка служилых двора с указанием окладов, обязанностей и "корма", совпадают с показаниями иностранцев. Шлихтинг, Таубе и Крузе упоминают 500 - 800 человек "особой опричнины". Эти люди в случае необходимости служили в роли доверенных царских порученцев, осуществлявших охранные,  разведывательные, следственные и карательные функции. В их числе, кстати, находился в 1573 году молодой еще тогда опричник "Борис Федоров сын Годунов". Остальные 1200 опричников разделены на четыре приказа, а именно: Постельный, ведающий обслуживанием помещений дворца и предметами обихода царской семьи; Бронный, то есть оружейный; Конюшенный, в ведении  которого  находилось  огромное конское хозяйство дворца и царской гвардии, и Сытный - продовольственный (13).
Опричное войско не превышало пяти-шести тысяч человек. Несмотря на малочисленность, оно сыграло выдающуюся роль в защите России; например, в битве на Молодях, в 1572 году, во время которой были разгромлены татарские войска, а их командующий Дивей-мурза взят в плен опричником Аталыкиным. Со временем опричнина стала "кузницей кадров", ковавшей государю единомысленных с ним людей и обеспечивавшей проведение соответствующей политики. Вот лишь один из примеров:
В сентябре 1577 года во время Ливонского похода царь и его штаб направили под город Смилтин князя М. В. Ноздроватого и А. Е. Салтыкова  "с сотнями".  Немцы  и  ли-товцы,  засевшие в городе, сдаться отказались, а царские военачальники - Ноздроватый и Салтыков - "у города же никоторова промыслу не учинили и к государю о том вести не учинили, что им литва из города говорит. И государь послал их проведывать сына бояр-ского Проню Болакирева... И Проня Болакирев приехал к ним ночью, а сторожи у них в ту пору не было, а ему приехалось шумно. И князь Михайлы Ноздроватого и Ондрея Салтыкова полчане и стрельцы от шума побежали и торопяся ни от кого и после того ос-тановилися. И Проня Болакирев приехал к государю все то подлинно сказал государю, что они стоят небрежно и делают не по государеву наказу. И государь о том почел кручинитца, да послал... Деменшу Черемисинова да велел про то сыскать, как у них деелось..." (14).
Знаменитый опричник, а теперь думный дворовый дворянин Д.Черемисинов расследовал на месте обстоятельства дела и доложил царю, что Ноздроватый и Салтыков не только "делали не гораздо, не по государеву наказу", но еще и намеревались завладеть имуществом литовцев, если те оставят город. "Пущали их из города душою и телом", то есть без имущества. Черемисинов быстро навел порядок. Он выпустил литовцев из города "со всеми животы - и литва тотчас город очистили...". Сам Черемисинов наутро поехал с докладом к царю. Князя Ноздроватого "за службу веле государь на конюшне плетьми бить. А Ондрея Салтыкова государь бить не велел". Тот "отнимался тем, что будто князь Михайло Ноздроватый ему государеву наказу не показал, и Ондрею Салтыкову за тое неслужбу государь шубы не велел дать".
В необходимых случаях руководство военными операциями изымается из рук воевод и передается в руки дворовых.
В июле 1577 года царские воеводы двинулись на город Кесь и заместничались. Князь М. Тюфякин дважды досаждал царю челобитными. К нему было "писано от царя с опаскою, что он дурует". Но не желали принять росписи и другие воеводы: "А воеводы государевы опять замешкались, а к Кеси не пошли. И государь послал к ним с кручиною с Москвы дьяка посольского Андрея Щелкалова... из Слободы послал государь дворянина Даниила Борисовича Салтыкова, а веле им итить х Кеси и промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними".
Как видим, стоило воеводам начать "дуровать", как доверенное лицо царя - дворовый, опричник Даниила Борисович Салтыков был уполномочен вести войска "мимо" воевод, то есть отстранив их от командования. Только что препиравшиеся между собой из-за мест князья все разом были подчинены дворовому Д. Б. Салтыкову, человеку по сравнению с ними вовсе "молодому".
Со временем боярство с помощью опричнины излечилось от сословной спеси, впрягшись в общее тягло. К сожалению, излечилось боярство не полностью. И в царствование Феодора Иоанновича (1584-1598), и в царствование Годунова (1598-1605) часть бояр продолжала "тянуть на себя". Эта "самость", нежелание включаться в общенародное дело закономерно привели к предательству 21 сентября 1610 года, когда, боясь народного мятежа, боярская верхушка тайно ночью впустила в Москву оккупантов - 800 немецких ландскнехтов и 3,5-тысячный польский отряд Гонсевского. Вообще, роль боярства, сыгранная им в подготовке и разжигании первой русской Смуты (начала XVII века) схожа с той ролью, какую сыграла русская интеллигенция в организации второй русской Смуты (в XX столетии). И там, и здесь все начиналось с того, что у части общества мутилось национально-религиозное самосознание, терялось ощущение единства с народным телом.
О том, что опричнина не рассматривалась как самостоятельная ценность и ее длительное существование изначально не предполагалось, свидетельствует завещание царя, написанное во время болезни в Новгороде в 1572 году. "А что есьми учинил опричнину, - пишет Грозный, - и то на воле детей моих Ивана и Федора, как им прибыльнее, и чинят, а образец им учинен готов". Я, мол, по мере своих сил показал, как надо, а выбор конкретных способов действия за вами - не стесняю ничем.
Земщина и опричнина в конце концов смешались, и последняя тихо отмирала по мере осмысления правящим классом России своего религиозного долга, своего места в общерусском служении. Тем более, что мощным фактором становления такого общего мировоззрения стали земские соборы, первый из которых  был  созван  Иоанном IV  еще  в  начале его царствования, в 1550 году (по другим источникам - в 1547 году). Это был "собор примирения", в ходе которого перед собранными "из городов всякого чину" людьми царь обещал загладить все невзгоды лютого боярского правления.
Собор мыслился как символический акт, возвращающий народу и царю утраченное в смуте междуцарствия единство. "По всем этим чертам, - пишет Ключевский, - первый земский собор в Москве представляется каким-то небывалым в европейской  истории  актом покаяния царя и боярского правительства в их политических грехах". "Вниде страх в душу мою, - расскажет позже Иоанн Грозный о религиозных переживаниях, подсказавших ему идею собора, - и трепет в кости моя, и смирися дух мой, и умилихся и познах своя согрешения". Заметим, что покаяние было взаимным - народ тоже каялся в грехах перед властью. Это превратило соборы в инструмент борьбы со всякой смутой путем утверждения всенародного церковного единства.
До конца XVI века земские соборы собирались еще три раза - в 1566, 1584 и 1598 годах. Исключая собор 1566 года, решавший вопросы войны и мира, которые требовали в тех условиях всенародного одобрения, остальные соборы созывались для предотвращения междуцарствия и подтверждения религиозно-мистического  единства  народа  и  царя.   Этим  же  целям служили знаменитый собор 1613 года, положивший конец развалу русского государства и католическим проискам, призвав на Российский престол новую династию и засвидетельствовав соборной клятвой свою вечную верность роду Романовых как Богом данных России царей.

Л И Т Е Р А Т У Р А
1. Т о л с т о й  М. В. История русской Церкви. Издание Валаамского монастыря, 1991, с. 432.
2. Т а м  ж е,  с. 433.
3. А л ь ш и ц  Д. Н. Начало самодержавия в России. Л., 1988, с. 161.
4. См., напр.: "Чин священного коронования" - "Православная жизнь". Джорданвилль, 1988.
5. К а р а м з и н  Н. М. Предания веков. М., 1988, с. 567.
6. Ф е д о р о в  Г. П. Святой Филипп, митрополит Московский. М., 1991, с. 51.
7. Т о л с т о й  М. В. Указ. соч., с. 430.
8. К а р а м з и н  Н. М. Указ. соч., с. 575-576.
9. Русское историческое повествование. М., 1984, с. 146. Описание дано в переводе на со-временный русский язык.
10. См.: С к р ы н н и к о в  Р. Г. Царство террора. СПб, 1992. Книга являет собой весьма знаменательное сочетание фактологической полноты с традиционной концептуальной беспомощностью.
11. Т о л с т о й  М. В.  Указ. соч., с. 432, прим. 35. Стихира переведена на современный рус-ский язык.
12. Т а м  ж е, с. 406.
13. См.: А л ь ш и ц  Д. Н. Указ. соч.  Л., 1988, гл. 8.
14. Т а м  ж е, с. 204-206.

0

6

ШАЛОСТИ ИВАНА ГРОЗНОГО

Собственно говоря, царя Ивана Грозного не существовало, так его стали называть при Екатерине II. Это был не царь, а Великий князь Московский по имени не Иван, а Иоанн. И прозвище у него было не Грозный, а Ужасный. Именно ужас он наводил на окружающих своим редкостным садизмом, а его сын, которого он убил в приступе садизма, был еще большим выродком - юноша любил посохом и потом ногой долбить головы, чтобы из под его сапога вылезали человеческие мозги.

Вот некоторые «забавы» Иоанна Ужасного, о которых рассказал комендант Витебска и подданный ВКЛ итальянец Александр Гваньини (Alexander Gwagninus) в книге «Описание Московии», 

    ... принесли из кухни горячую, почти кипящую похлебку; государь подозвал упомянутого постельничего и приказал склониться перед собой; он склонился, и государь вылил ему за шиворот эту горячую похлебку. Почти сожженный, тот начал кричать от мучительной боли, приговаривая: «Смилуйся, смилуйся, досточтимый император!». Когда он хотел после этого уйти, великий князь схватил его и безжалостно вонзил ему в шею столовый нож; он тотчас упал на землю от этой раны, и его вытащили в другую залу. Сжалившись над ним после этого, великий князь велел немедленно пригласить итальянца-медика; когда тот пришел, великий князь сказал ему, поднявшись: «Любезный доктор Арнольф (таково было его имя)! Ступай и помоги чем-нибудь моему постельничему, которого я ударил в шутку». Доктор, выйдя, застал его уже бездыханным и, вернувшись, сказал: «Царь и великий князь! Ты будь здрав, а тот перешел от жизни к смерти. Бог и ты, великий господин, в силах лишить его жизни, но я воскресить его не могу». На это великий князь, махнув рукой, сказал: «Ну и пес с ним, коли он жить не захотел!»

Ссылка

Ссылка

Врача Елисея Бомбелия по приказу деспота казнили так: выворотили из суставов руки, вывихнули ноги, изрезали спину проволочными плетьми, затем привязали к деревянному столбу и разводили под ним огонь; наконец, полуживого отвезли на санях в тюрьму, где он и скончался от ран. Главу иностранного приказа (министра иностранных дел, говоря современным языком) Ивана Висковатого по приказу Грозного привязали к столбу, а затем приближенные царя подходили к обливание осужденного крутым кипятком и холодной водой; так был казнен казначей Никита Фуников-Курцев.

Современники рассказывают, что в конце июля 1570 г., когда на Красной площади в Москве состоялись массовые казни, царь приказал у многих «вырезать из живой кожи ремни, а с других совсем снять кожу, и каждому своему придворному определил он, когда тот должен умереть, и для каждого назначил различный род смерти: у одних он приказал отрубить правую и левую руку и ногу, а потом только голову, другим же разрубить живот, а потом отрубить руки, ноги, голову».

Грозный любил «комбинированные» виды казни. Во время казней в Новгороде царь приказывал поджигать людей специальным горючим составом («пожаром»), затем опаленных и измученных, их привязывали к саням и пускали лошадей вскачь. Тела волочились по мерзлой земле, оставляя кровавые полосы. Затем их сбрасывали в реку Волхов с моста. Вместе с этими несчастными к реке везли их жен и детей. Женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним детей и тоже бросали в студеную реку. А там в лодках плавали опричники, которые добивали тех, кто всплывал, баграми и топорами.

Еще один вид казни, применявшийся при Иване Грозном,- это кипячение в жидкости. Использовался он, главным образом, по отношению к государственным изменникам. Приговоренного сажали в котел, наполненный маслом, вином или водой, вдевали его руки в специально вмонтированные в котел кольца и ставили котел на огонь, постепенно подогревая жидкость до кипения.

Еще один вид экзотической казни-пытки описывает Адам Олеарий в путевых записках о Московии XVII века. «Жертву привязывают к спине сильного человека, стоящего прямо на ногах и опирающегося руками на особое приспособление, похожее на высокую, в человеческий рост, скамейку, и в таком положении наносят 200 или 300 ударов кнутом, преимущественно по спине. Удары начинают наносить пониже затылка и идут сверху вниз. Палач с таким искусством наносит удар, что с каждым разом отрывает кусок мяса, соответствующий толщине кнута. Подвергшиеся истязанию большей частью умирают». Любопытно, что подобная казнь применялась в России еще и в XIX веке, при Николае I, когда формально смертной казни не существовало.

Удлинитель профиля- этот подвес применяют для крепления профиля к несущей конструкции. Подвес крепится анкером, дюбелем или шурупом в зависимости от материала основы. Спасибо за внимание.

Маркиз де Кюстин в книге «La Russie en 1839» (в русском переводе - «Николаевская Россия») свидетельствует: «Смертная казнь не существует в России (ее отменила императрица Елизавета), за исключением случаев государственной измены. Однако некоторых преступников нужно отправить на тот свет. В таких случаях для того, чтобы согласовать мягкость законов с жестокостью нравов, поступают следующим образом: когда преступника приговаривают более чем к ста ударам кнута, палач, понимая, что означает такой приговор, из чувства человеколюбия убивает приговоренного третьим или четвертым ударом».

    Сажание на кол- шесть человек, разбившись на две группы, растягивают канатами ноги жертвы, двое других проталкивают кол сквозь анальное отверстие, который выходит через плечо (но может выходить и через шею, спину и т.д. - как получится). Еще один изувер ногой и палкой придерживает тело жертвы от конвульсий и от движения с ходом проникающего кола. Сажание на кол было любимой казнью Ивана Грозного, за что его на Западе считают «братом Дракулы», «московским вампиром».

Сажание на кол

Сажание на кол - самая популярная казнь в Московии - и при Иване Грозном, Петре I и даже в просвещенном XVIII веке при императрице Елизавете.

По свидетельствам современников Петра I, в частности австрийского посланника Плейера, именно таким способом расправился российский император со Степаном Глебовым, любовником своей сосланной в монастырь жены Евдокии. 15 марта 1718 года измученного пытками Глебова привезли на Красную площадь, заполненную толпами народа. Три часа дня. Тридцатиградусный мороз. Петр приехал в отапливаемой карете и остановился неподалеку от места казни. Рядом стояла телега, на которой сидела опальная Евдокия. Ее охраняли два солдата, в обязанности которых входило еще и следующее: они должны были держать ее за голову и не давать ей закрывать глаза. Посреди помоста торчал кол, на который усадили раздетого донага Глебова... Здесь нужно дать некоторые пояснения относительно особенностей этого адского изобретения.

Колы имели несколько модифкаций: они могли быть разной толщины, гладкие или неструганные, с занозами, а также иметь заостренный или, напротив, тупой конец. Острый, гладкий и тонкий кол, войдя в анальное отверстие, мог в течение нескольких секунд пронзить внутренности человека и, дойдя до сердца, прекратить его страдания. Но этот процесс можно было растянуть на долгие минуты и даже часы. Этот результат достигался при помощи так называемого «персидского кола», отличавшегося от обычного тем, что по обе стороны от него устанавливались два аккуратных столбика из тонких дощечек, верхние из которых находились почти на уровне острия кола. Рядом с колом возвышался гладко обструганный столб. Приговоренного ставили спиной к столбу, заводили руки назад и крепко связывали их. Затем его сажали на кол, вернее, на дощечки. При этом кол входил неглубоко, а вот глубину его дальнейшего проникновения регулировали, постепенно уменьшая высоту опорных столбиков. Палачи следили за тем, чтобы кол, входя в организм, не затрагивал жизненно важных центров. Таким образом казнь могла продолжаться довольно долго. Нечего и говорить о том, как дико кричал человек с разрываемыми внутренностями. Толпа отвечала ему ревом восторга.

Глебова посадили на неструганный «персидский кол». Чтобы он не умер от обморожения, на него надели шубу, шапку и сапоги - по личному указанию Петра. Глебов мучился пятнадцать часов и умер только в шестом часу утра следующего дня.

-2

7

Студентъ написал(а):

комендант Витебска и подданный ВКЛ итальянец Александр Гваньини (Alexander Gwagninus) в книге «Описание Московии»,

явный авторитет

+1

8

"Очень характерными представляются и обвинения в "русской жестокости" тут западные "специалисты" сразу хватаются за фигуры Ивана Грозного и Петра I. Но при более строгом взгляде оказывается, что правители Англии, Франции и Испании, современные Ивану Грозному, казнили в 30-40 раз больше своих подданных, чем он. А во времена Петра и в Англии, и во Франции, и в Германии, Италии, Швеции, Польше публичные казни были очень распространенным и любимым зрелищем как у простонародья, так и у аристократии. Но если перейти ко временам более поздним, то в правление Елизаветы в России смертной казни не было вообще. Екатерина вспомнила о ней только при подавлении пугачевского бунта. И дальше снова не было - вплоть до пяти декабристов. А после них - до 1847 г. Но в это же время в Англии вешали даже женщин и подростков за кражу предметов от 5 шиллингов и выше. Смертные приговоры мог выносить любой местный судья, и такие казни происходили по всем городам чуть ли не каждый базарный день. Или другой пример - маршал Мак-Магон при подавлении Парижской Коммуны казнил 20 тыс. чел. За неделю. В то время как Иван Грозный за все время царствования, по разным оценкам от 3-4 до 10-15 тыс. Но Мак-Магона никто "чудовищем" не считал. Наоборот, уже после этого громадным большинством избрали президентом Франции."

"Если непредвзято взглянуть на человеческую историю, то оказывается, что самые вопиющие зверства, разнузданность и садизм соответствовали отнюдь не странам и эпохам, которые принято отождествлять с "варварством", а наоборот, взлетам "цивилизации". Взять хотя бы Древний Рим с его обычаями гладиаторской резни, массовых казней, бесчинствами владык и развращенностью простонародья. А повсеместные костры и изощренные пытки инквизиции расцвели не где-нибудь у степных кочевников, а в "культурной" Европе, причем не в темных глубинах Средневековья, а в эпоху Возрождения. И эта же эпоха известна свирепыми религиозными войнами, когда граждане западных государств с крайней ожесточенностью истребляли друг дружку, и, например, в Германии было уничтожено три четверти населения. А самые жуткие публичные казни получили распространение уже позже, в эпоху Просвещения. Когда в Англии человеку медленно раздавливали грудную клетку или, скажем, вешали не до смерти, откачивали, вспарывали живот, выжигали внутренности и лишь потом четвертовали. Во Франции колесовали, варили заживо, умерщвляли постепенными пытками, в Италии проламывали головы колотушкой, в Германии и Швеции сажали на кол - иногда после колесования, отсечения рук и ног. И горожане такие зрелища очень любили, приходили семьями, с женами и детьми, а знатные кавалеры и дамы заранее ангажировали себе окна в ближайших домах. Наконец, и Великая Французская революция, провозгласившая торжество Разума, параллельно учинила и торжество массового террора..."
В.Шамбаров

+3

9

По этому у них порядок.
Но не надо забывать, и про Хартию Вольностей - к примеру. Чего у нас и не было - правда по вполне понятным причинам, не связанным с "дикостью" и тп.

+1

10

Как Иван Грозный «освобождал» Полоцк. «Освобождение Полоцка»
14 июня 2008 года Первый канал беларуского телевидения показал очередную серию исторического документального цикла "Летопись времен". Об этом цикле мы уже писали в предыдущем номере газеты, в этот раз создатели цикла еще больше удивили беларусов: они рассказали о том, как в 1563 году Иван Грозный «освободил» наш Полоцк.
Ведущий программы вначале всячески превозносил Ивана Грозного, хотя тот был редкостной сволочью. Про внезапное нападение Москвы на наше государство и про оккупацию Полоцка ведущий использовал термины «освобождение»: «Иван Грозный въехал в освобожденный город и провозгласил себя Великим князем Полоцким», «накануне освобождения города» - и т.д.
Удивительный коллаборационизм! Хочется спросить - «освободил» жителей Полоцка ОТ КОГО? От самих себя, от своей государственности.
Ведущий программы всячески прославлял русских оккупантов: мол, «Иван Грозный вернул православным их церкви», «один из крепостных валов носит его имя», «вернул крест Евфросинии Полоцкой» и прочее.
В реальности оккупанты вырезали и ограбили все население города. Непосредственный участник похода на Полоцк, немец-опричник Генрих Штаден пишет:
«Великий князь вызвал из города все рыцарство (шляхту) и всех воинских людей. Их таким образом разъединили, а затем убили и бросили в Двину» (Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 77).
Минский историк А.Е. Тарас писал в книге «Войны Московской Руси с ВКЛ и Речью Посполитой» (М., АСТ, 2006, с. 251):
«Ремесленников и купцов литвинского происхождения Иван велел выслать в московские города. Захваченные в Полоцке сокровища (городская казна, церковные деньги, иконы в окладах, драгоценная утварь) тоже отправились в Москву. Неизвестно куда подевалась богатая библиотека Софийского собора, собиравшаяся с момента его возведения в XI веке».
Вывезенных в Московию жителей Полоцка (несколько тысяч человек) ждала ужасная судьба. Генрих Штаден писал:
«Мещане вместе с их женами и детьми были развезены по нескольким городам Русской земли… Мещане, равно как и многие из дворян, вместе с женами и детьми несколько лет жили по тюрьмам, закованные в железа, залиты свинцом. Когда же великий князь вместе со своими опричниками осаждал некоторые города в Лифляндии, все они были убиты вместе с их женами и детьми. И всем еще для устрашения были отсечены ноги, а (тела их) брошены потом в воду».
Среди этих многих тысяч граждан Полоцка, отправленных в русские тюрьмы и затем зверски убитых, было и все православное духовенство Полоцка.
Ведущий программы "Летопись времен" скрыл этот факт от беларусов, лишь сказал о том, что в Полоцке «освободители» по приказу царя вырезали всех евреев, а духовенство Полоцка отправили в Москву. Зачем - уточнять ведущий не стал. Потому что ему пришлось бы объяснять, как это Иван Грозный, «желая помочь беларускому православию», его уничтожил.
А объясняется-то все просто: православные в Полоцке были иной веры с «православными» Московии. У нас была вера РПЦ Киева - а у московитов своя ордынская, в которой правитель Москвы возведен в ранг бога. Вот поэтому Иван Грозный в первую очередь уничтожал наше православное духовенство: точно так вырезал все духовенство Новгорода, Пскова и Твери, ведь оно тоже было веры РПЦ Киева. Так что это была вовсе не «рука помощи православным, изнывающим от католического ига», как фантазируют авторы цикла "Летопись времен", а как раз религиозная война со стороны Москвы - против Киевского православия.
Мало того - у нас и не было никакого «католического ига», поскольку страна ударилась в протестантизм. Католики были - но протестантов было еще больше.
А.Е. Тарас писал: «Католических монахов-бернардинцев татары московского войска зарубили, храм их сожгли. Так в Полоцке появились местные католические святые - мученики Адам, Доминик и Петр, священники, сгоревшие вместе со своим костелом».
Интересно сравнить эти факты с тем, что пишут российские историки. Николай Парфеньев в «Русском вестнике» (16.11.2006) рассказывал в статье «Воевода земли русской. Царь Иоанн Васильевич Грозный и его военная деятельность»:
«Основным направлением главного удара зимнего похода 1562-1563 гг. явился Полоцк - центр распространения Реформации в Литовской Руси, где в конце 1550-х-начале 60-х гг. возник кальвинистский сбор, разогнанный после взятия Полоцка войсками Грозного Царя».
Не «разогнанный», а уничтоженный: Иван Грозный сжег и кальвинистский собор, вырезав всех протестантов Полоцка. Ведущий программы «Летопись времен» назвал иезуитов «врагами беларусов», потому что «иезуиты сжигали беларуские книги»; он посетовал: «Таков был финал беларуского Возрождения». Он «забыл» сказать, что это были не просто «беларуские книги», а именно протестантские книги. Но самое забавное - Ивана Грозного, который у нас не только книги протестантов сжигал, но и самих протестантов с их храмами, - ведущий программы ни в чем не обвиняет. Причем, согласно российским историкам, эта цель - уничтожение нашего Возрождения и Реформации - и являлась главной целью агрессии против нас со стороны Москвы.
Напротив - ведущий программы фантазирует о том, что будто бы все жители Полоцка были рады «освобождению» и потом «бок о бок с русскими братьями защищали Полоцк на стенах города от литовских захватчиков».
Это двойная ложь. Во-первых, все недорезанное население города оккупанты заковали в кандалы и увезли в Московию. Во-вторых, в городе по приказу Ивана Грозного вообще не осталось ни одного местного жителя - только один гарнизон русских оккупантов. 18 февраля Иван въехал в город, а уже 26 февраля он уехал, приказав оставленным там трем своим воеводам:
«Литовских людей в город, приезжих и тутошних детей боярских, землян и черных людей ни под каким видом не пускать. …ни один человек, ни шляхтич, ни посадский, в город не входил».
Так что радоваться «освобождению» в Полоцке было некому: беларусов там больше не было (кроме державшихся в тюрьме и позже убитых). Что же касается фантазий про то, что во время осады города Стефаном Баторием в 1579 году против его армии литвинов-беларусов беларусы Полоцка якобы «бок о бок с русскими братьями защищали на стенах города его от литовских захватчиков», то на стенах города действительно оказались беларусы. Но по другому поводу. А.Е. Тарас писал:
«Оборону они [московиты-оккупанты] начали с подлого поступка. Приказали убить на стенах, на глазах у осаждавших, несколько литовских пленников, привязать трупы к бревнам и бросить в Двину. Понятно, что эта бессмысленная жестокость вызвала у воинов Батория не страх, а ненависть».
Ведущий в программе "Летопись времен" ходит по Полоцкой Софии и рассказывает: «16 лет горожане Полоцка жили в едином русском государстве и не желали идти в Речь Посполитую». Неправда, все горожане Полоцка были уничтожены русскими «освободителями». Что касается фразы «не желали идти в Речь Посполитую», то это кажется весьма странным на фоне того факта, что в это же время Новгородское государство, Псковское и Великое княжество Тверское - дружно заявили о своем желании войти в Речь Посполитую - чтобы оградиться от угрозы со стороны Московии-Орды. За что на них и напал Иван Грозный (подробнее об этом - ниже).
Ведущий об освобождении Полоцка от русской оккупации: «Как это было не раз, беларусы поддержали Россию». Однако никакой «России» тогда не было - была только Московия, захватившая власть в своей Орде. Не было и беларусов - наш народ тогда назывался литвинами. С какой стати литвины должны жить в «едином русском государстве» с татарами Орды и финнами Московии - непонятно.
Вот, например, состав войска «русских освободителей», которое вышло вскоре после оккупации Полоцка, в марте 1563 года, из Смоленска:
«И иных воевод многих со многими людми и с татары и с мордвою. Они пришли в Литовскую землю на святой неделе безвестно и воевали Оршу, Дубровну и Мстиславль». Хороши «освободители» - татары да мордва. Аналогично и во время оккупации Минска в очередной войне Московии против нас: в июне 1656 года царский гарнизон в Минске (из которого в леса ушло все население) состоял из 20 конных рейтар и 270 пеших ратников, последние «татары да мордва, русского не знают».
Как наш народ мог видеть татар и мордву своими «освободителями», если те даже русского языка не знали?
И потом: это когда же до этого беларусы поддерживали Россию (то есть Орду и Московию)? Причем «не раз», как выразился ведущий.
И в чем же КОНКРЕТНО в данном случае проявилась эта «поддержка»? В том, что беларусы помогали русским резать полоцких евреев? Что беларусы помогали уничтожить всех жителей города? Что беларусы помогали грабить все богатства города и увозить их в Москву? В Великую Отечественную войну у нас действительно нашлись такие выродки, помогавшие оккупантам убивать евреев и грабить Беларусь. Но в данной войне таких предателей не было: все беларусы воевали против московской оккупации. А вот из Московии тогда к нам действительно бежали многие тысячи московитов, ибо жить в стране беззакония, мракобесия и насилия было невыносимо.
Про «единое русское государство»
Что же заставило авторов исторического документального цикла "Летопись времен" оккупацию Полоцка называть «освобождением»? Возможно, была какая-то ВЫСШАЯ цель, ради которой можно называть «освобождением» уничтожение всего духовенства Полоцка и всех его жителей, его полное разорение мародерами-оккупантами?
Эту цель ведущий программы называет: мол, «освобождение» Полоцка от его государственности привело к тому, что - дословно - «возникла возможность объединения всех древне-русских земель в едином государстве».
Но, во-первых, государство Ивана Грозного - это вовсе не «древне-русские земли», а это Золотая Орда - Казанская Орда, Сибирская Орда, Астраханская Орда - и Московский улус. Мы с Ордой ранее никогда не были единым государством, и даже если ею сейчас правит якобы «русский» царь - то это ничего не меняет: объединяться-то пришлось бы со всей Ордой - а вовсе не с одной Московской областью.
Во-вторых: а зачем вообще нашему народу нужно было это объединение? Мы и так жили вместе с Русью Киева в едином государстве. Если Москва тоже хотела быть с нами в едином русском государстве - то чего же она не вошла в состав ВКЛ?
Когда, например, Великий князь Литовский и Русский Ольгерд-Александр в 1373 году бескровно захватил Москву, то это авторы цикла "Летопись времен" не назвали «созданием единого русского государства». Казалось бы, радоваться надо: полурусский православный князь (Ольгерд-Александр был сыном тверской княжны и женат на тверской княжне) объединяет всю Русь для отпора Орде. Нет же, это находят «оккупацией Москвы», «нападением на Русское государство», когда на самом деле Московия тогда никаким «государством» не являлась, а была только банальным улусом Орды без малейших признаков какой-либо «государственности».
История показала, что Московия никогда не хотела жить в едином русском государстве - она всегда цеплялась за Орду и воевала против Руси и русинов. Когда Тверь, Новгород и Псков не раз добровольно хотели объединиться с Русским Миром и войти в состав Великого княжества Литовского и Русского (князья которого были Рюриковичами, Великими князьями Русскими, а вера - Киевская), Москва под прикрытием Орды непременно нападала на них и мешала этому объединению Руси.
Интересы Москвы в ордынский период определялись тем, что она была назначена собирать дань с подвластных земель для Орды, при этом «за труды» Москва оставляла себе 50-60% с собранной дани, на чем и жирела безмерно, сося для татар соки из Руси. Так зачем ей, ведущей паразитический образ жизни, свободное русское государство? Наоборот - Москва была крайне заинтересована в том, чтобы свободные от Орды русские земли тоже захватить в Орду: тогда Москва жирела бы еще больше. А в послеордынский период Москва тоже никак не могла создавать свободное единое русское государство, так как она захватила власть в Орде - и только продолжала строить свое москово-ордынское государство. Именно продолжением этой внутриордынской борьбы за власть и был захват Иваном Грозным Казани - первая победа московской экспансии. 80-90% Руси находились вне власти Москвы (Новгород, Тверь, Псков, Смоленск, Брянск, Курск, вся Русь-Украина и т.д.) - и при этом вся Орда, кроме Крымского царства, была под властью Москвы. Российские историки фантастически называют страну Ивана Грозного «Россией», когда в ней «русских территорий» - только финские Москва, Рязань да Суздаль - то есть, сущий пшик. А все остальное - Орда. Так что это за «Россия» без самих русских? Это Орда, надо называть вещи своими именами.
Так что, как видим, у авторов цикла "Летопись времен" ВЫСШАЯ цель - вовсе не в том, чтобы объединить все древне-русские земли в едином государстве. У них ВЫСШАЯ цель совершенно другая, в принципе другая - не в объединении, а в захвате этих земель под власть Москвы. Мол, только она одна имела право «собирать русские земли», и без того давно добровольно объединенные в русско-литовское государство (где русскими были украинцы, а литовцами - беларусы (литвины)).
Московское великодержавие и история ВКЛ
Таким образом, авторы цикла "Летопись времен" демонстрируют отнюдь не оригинальный подход к нашей истории: они ее оценивают не в призме интересов Беларуси, а в призме интересов москово-ордынского великодержавия. А с этих позиций следует прославлять восточного соседа в его войнах против нас - и всячески чернить нашу историю и наше Государство ВКЛ.
Так авторы цикла нашли наши Статуты ВКЛ очень плохими. Они, дескать, «окончательно закрепостили крестьян». На самом деле даже любой школьник знает, что в ВКЛ никогда не было крепостного права - оно в Европе существовало только в Пруссии и в России. И у нас впервые в нашей истории появилось только с нашей оккупацией Россией в 1795 году. Статуты ВКЛ как раз прямо противоположны крепостному праву: они закрепили отношения вассалитета между крестьянами и помещиками, в которых помещик имел право только на налог с крестьянина, но никак не мог безраздельно распоряжаться его жизнью, словно раба - как это было в России.
У авторов цикла, как и у российских историков, такая странность: когда наш народ воюет против Москвы, его именуют «литовцами», когда что-то делают, не враждебное Москве или ей угодное, это уже «беларусы». Например: «беларусы бок о бок с русскими [татарами да мордвой] защищали Полоцк от литовцев Батория». Это шизофреническое раздвоение личности - во всем. Вся наша шляхта ВКЛ, беларуская по крови, называется «литовской» и противопоставляется «беларускому народу». Беларусы-католики и беларусы-протестанты - обязательно именуются «литовцами». Нехитрая спекуляция на том факте, что никаких «беларусов» тогда не было, а весь народ именовался литвинами, - дает возможность манипулировать сознанием современного беларуса, заставляя его идентифицировать себя с теми, кто «угоден» для идеи московского великодержавия, и не идентифицировать себя с теми нашими предками ВКЛ, кто в идеи московского великодержавия не вписывается.
Авторы цикла нашли «вредными для беларусов» не только наши Статуты ВКЛ, но и Унию с поляками 1569 года. Они ее подали, как «захват нас Польшей», хотя на самом деле инициатором Унии была только и именно наша сторона, а не польская. В.У. Ластовский в своей знаменитой «Короткой истории Беларуси» (Вильно, 1910) писал, что мы ее добивались от поляков В ТЕЧЕНИЕ 168 ЛЕТ (!), ОДИННАДЦАТЬ РАЗ (!) - в 1401, 1413, 1438, 1451, 1499, 1501, 1563, 1564, 1566, 1567 - удалось лишь в 1569.
Авторы не просто скрыли тот факт, что наша страна пошла на Унию именно из-за российской оккупации Полоцка - ибо у ВКЛ просто не было сил одним дальше отражать агрессии восточного соседа - Московии-Орды. Они все поставили с ног на голову, утверждая, что «знать ВКЛ была против Унии и за царя Ивана Грозного».
Уния полностью сохраняла государственность ВКЛ: наши законы (Статуты ВКЛ), нашу власть (канцлера ВКЛ из беларусов), нашу свободу веры, нашу валюту (чеканку нашими монетными дворами в Гродно и Вильно талеров, шелегов и грошей ВКЛ), нашу армию ВКЛ, наш национальный государственный язык (в Польше им был латинский). Нет же - ведущий программы жалуется, что «мы стали рабами Польши», что «формально это федерация, но заправляли в ней поляки».
Интересно - а вот оккупация Иваном нашего Полоцка не кажется авторам цикла тем, что «мы стали рабами Московии», где не идет речи ни о какой «федерации», и заправляли всем московиты.
Ведущий: «С созданием Речи Посполитой мы похоронили независимость литовско-русского государства». Позвольте, а оккупация со стороны Москвы разве не должна была уничтожить эту независимость литовско-русского государства? Почему о ней авторы цикла радеют только в вопросе Унии с поляками (когда мы как раз эту независимость и государственность абсолютно не утратили), но СОВЕРШЕННО ЗАБЫВАЮТ о независимости литовско-русского государства - при агрессиях Москвы и оккупации Полоцка? Для авторов цикла, как видим, ценностью является вовсе не наше литовско-русское (беларуско-украинское) государство, а именно власть Москвы над нами.
«Освободитель» Иван Грозный
Предположим, Иван Грозный «освобождал» Полоцк от «ига литвинов» (каковыми тогда и являлись беларусы, для этого обмана авторы цикла и манипулируют названиями). Но от кого «освобождал» Иван Грозный Новгород, Псков и Тверь? Ведь, по логике авторов цикла, и в этом случае московский сатрап «являлся освободителем этих городов».
Как это «освобождение» происходило, подробно рассказал современник событий Александр Гваньини в книге «Описание Московии». Он в третьей четверти XVI века служил в армии ВКЛ, участвовал в войнах с Московией и был комендантом Витебска. Особо обратите внимание на то, как Иван Грозный поступил с духовенством и храмами, ведь авторы цикла рассказывают басни о том, что «мы с московскими братьями были одной православной веры» и что «московский царь хотел помочь православным беларусам, изнывавшим от ига католиков». Итак, Гваньини пишет:
«О ЖЕСТОКОМ ТИРАНСТВЕ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МОСКОВСКОГО, которое он совершил в 1569 году по Рождестве Христовом в Новгороде Великом, Пскове, Твери и Нарве.
В 1569 году по Рождестве Христовом государь Московии узнал, что новгородцы, псковичи и тверяки питают некоторое расположение к королю польскому и великому князю литовскому. Тотчас он стал раздумывать, как им отомстить, и для того, чтобы захватить их неожиданно и врасплох, он прежде всего поступил следующим образом. Всем людям обоего пола, как мужчинам, так и женщинам, как старикам, так и детям, он запретил под страхом смертной казни ходить и ездить по дороге, ведущей из Московии в Новгород Великий. Потом, снарядив многочисленное войско, он выступил из своего дворца в Александровой слободе, чтобы отомстить новгородцам и уничтожить их до основания. Семьсот дозорных приспешников он послал впереди, столько же сзади и со всех сторон: они выслеживали всех, шедших по запрещенной дороге, и кого находили, изрубали топорами вместе с лошадьми, повозками и всем прочим, так что ни из Новгорода в Московию, ни из Московии в Новгород никто не мог попасть живым, и никто не мог узнать намерения государя и куда он метит, кроме одного секретаря Афанасия Вяземского.
Все это делалось так осторожно и хитро, чтобы застать новгородцев врасплох и чтобы они никуда не смогли ускользнуть. И только тогда, когда он со своим войском был в полумиле от Новгорода Великого, поняли несчастные новгородцы, что настал для них судный день: ведь царевы приспешники, эмиссары и всадники жестоко опустошали новгородский тракт огнем и мечем, всех людей, какого бы состояния они ни были, знать и простонародье, резали, вешали и рассекали на части. Сверх того, они истребляли весь вьючный скот, деревни и села они предавали огню; дозорные же приспешники, которые стерегли проезд по дорогам, никому не позволяли пройти после государя (даже собственному его слуге), но всех, кто ни попадался, изрубали. Ведь великий князь боялся заговора и козней против себя со стороны своих подданных, бояр и дворян.
Наконец, в самый Новгород Великий он послал вперед несколько тысяч приспешников с татарской конницей для того, чтобы они грабили и отнимали у горожан все имущество, а сам пошел вперед со всем войском и приказал всех встречных убивать, рубить на части, топтать лошадьми, вешать. Сам он вместе со старшим сыном очень многих собственноручно пронзил копьем. Потом он приказал огородить деревянным забором с бревнами две обширные площади и заполнить их закованными именитыми гражданами. Там, вместе с сыном, он колол их и рубил, наскакивая на лошадях, подгоняемых шпорами, до тех пор, пока оба не изнемогли, запыхавшись.
Наконец, он с негодованием сказал собравшимся вокруг приспешникам: «Наваливайтесь на этих вероломных, секите их, рассекайте, уничтожайте и никого не оставляйте в живых». Те тотчас, в мгновение ока бросились на эту толпу связанных горожан, всех до единого порубили и бросили в воду. Потом нескольким сотням человек он приказал выйти на замерзшую реку, которая протекает через город, и обрубить вокруг них лед. Обрубленный лед устремился на дно, и они все потонули в воде.
Такую вот расправу учинил великий князь в знаменитом Новгороде Великом, первом во всей Руссии городе: две тысячи семьсот семьдесят горожан, не считая бедного люда и женского пола, было уничтожено и потоплено. Он приказал также разграбить сто семьдесят пять монастырей в Новгородской области, некоторые безжалостно предать огню, монахов перебить и утопить. Он отдал в качестве добычи своим приспешникам шелковые одежды горожан и прочие их уборы, а золото и серебро забрал себе (огромное его количество он добыл, разграбив церкви и сокровища купцов), кроме того, приказал дочиста разграбить дома горожан, изломать их и разрушить. Такие убытки он причинил купцам и прочим гражданам этого знаменитого города, что их невозможно возместить и правильно исчислить. Он также приказал бросить в огонь и превратить в ничто огромные массы воска, которые лежали у купцов лет по двадцати и более; а ведь воск и звериные шкуры были для новгородцев главным товаром. И когда он почти совершенно опустошил упомянутый город и разграбил почти всю его округу, он отправил пятьсот конников в пограничный с Ливонией город Нарву, где новгородцы обычно складывали свои товары. Он приказал объявить по всему городу, чтобы никто не смел под страхом смертной казни и конфискации всего имущества ни покупать, ни присваивать новгородские товары. Все же нарвские жители, которые тайно купили у новгородцев хоть какие-нибудь товары, были изрублены и брошены в озеро, а их владения вместе с домами были сожжены. Бедняков же и нищих, которые из-за страшного голода (усилившегося в то время) варили и ели трупы убитых, приспешники, по приказанию государя, убили и утопили убитых в реке, а все товары разного рода, принадлежавшие новгородцам, которые разыскали, снесли в одно место и сожгли.
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ЕПИСКОПОМ НОВГОРОДСКИМ
Когда государь Московии столь жестоко расправился с Новгородом Великим, его пригласил откушать архиепископ этого города (по-русски его называют владыкой). В час, назначенный для трапезы, он весьма бесцеремонно пришел, окруженный отрядом вооруженных приспешников. Во время трапезы он приказал совершенно разграбить храм св. Софии, в котором была масса золота и серебра (в него почти все граждане сносили свои богатства как в наиболее безопасное место). Затем, когда трапеза была закончена, он содрал с архиепископа (который пригласил его откушать) все украшения и епископское облачение, говоря: «Менее всего надлежит тебе быть архиепископом, но, скорее, флейтистом или волынщиком, а также вожаком медведей, обученных пляскам. Для этого лучше тебе взять жену, которую я тебе выбрал». Прочим же священникам и настоятелям монастырей, которые принимали участие в трапезе, он сказал: «Вас всех я приглашаю на свадебное торжество нашего архиепископа, но нужно, чтобы вы внесли необходимую сумму денег для подготовки к этому пиру».
Все священники и настоятели были вынуждены отсчитать великому князю предписанную сумму, чтобы не быть совершенно ограбленным до мельчайшей монетки; под страхом пыток они отдали по настоянию государя все серебро, кто сколько имел. И вот, когда он выколотил из них и вымучил угрозами и пытками эти взносы, он велел привести жеребую белую кобылу и, указывая на нее архиепископу пальцем, сказал: «Ну, вот тебе жена, садись на нее и отправляйся в Московию, а там зачисляйся в труппу флейтистов и гитаристов, которые водят пляшущих медведей». Этот несчастный нехотя был вынужден взгромоздиться на брюхатую кобылу, одетый в рваные лохмотья, а когда он сел верхом, то, по приказанию государя, ему связали ноги под брюхом лошади; затем сам великий князь сунул этому архиепископу инструменты, вероятно, лиру, флейту, дудку и гитару, говоря: «Ну, вот, у тебя есть инструменты твоего искусства, ведь тебе больше улыбается должность гитариста, чем архиепископа. Итак, упражняйся на этих музыкальных инструментах и отправляйся в труппу гитаристов в Московию». И тот был вынужден, сидя на кобыле со связанными под ее брюхом ногами, ехать по всему городу и дуть в волынку и пытаться наиграть песню на пронзительно свистящих дудках (никогда раньше не учившись подобной музыке). Таким вот образом упомянутому архиепископу Новгородскому, лишенному сана, ограбленному, потерявшему все свое добро, было нанесено несказанное бесчестие и позор».
Прерву цитату, чтобы уточнить: в Московии архиепископа повесили. Далее Иван Грозный, как «большой друг нашего православия», сделал следующее:
«Совершив это, он приказал монахов, игуменов, настоятелей монастырей и прочих церковнослужителей, лишенных всего имущества, предать смерти различными способами: изрубить топорами, заколоть пиками, утопить. После этого, схватив некоего знатного мужа по имени Федор Сырков, он приказал привести к себе в лагерь, расположенный в полумиле от Новгорода; тут он велел обвязать его поперек туловища длинной веревкой и бросить в реку Волхов. Когда он уже почти захлебнулся, его вытащили обратно, и великий князь задал ему такой вопрос: «Скажи мне, что ты видел на дне реки?» Тот ответил: «Я видел, как все демоны, великий князь, которые живут в этой реке и в озерах Ладоге, Сладоге и Кармине, собрались, чтобы похитить твою душу и увлечь ее в Тартар». На это великий князь возразил: «Верно ты сказал, я отблагодарю тебя за то, что ты не утаил от меня это видение». И тотчас он приказал схватить его и погрузить его ноги до колен в медный котел с кипящей водой и варить до тех пор, пока не укажет все свои сокровища; а был он очень богат и за свой счет основал и построил двенадцать монастырей. И так как он варился столь жестоко и без всякого милосердия, то указал он тридцать тысяч флоринов серебряной монетою. Наконец, по приказанию государя, он был вместе с братом Алексеем расчленен и брошен в ближайшую реку.
Жестоко разорив вконец этот замечательный город, древнейший и известнейший во всей Руссии, он отправился к обширнейшему городу Пскову, до известной степени похожему на Новгород, чтобы так же по-вражески расправиться с ним… У горожан и купцов побогаче он отнял золото и серебро, а некоторых монахов приказал убить, рассечь на части, потопить; две знаменитые богатые церкви разграбил; наконец, со всех церквей снял колокола.
Совершив это во Пскове, он отправился в знаменитый город Тверь, некогда местопребывание тверских князей. Там он учинил такое же тиранство, как и в Новгороде Великом: поубивал и потопил горожан, похитил все их движимое и недвижимое имущество. Храмы Божие он лишил золота и серебра; пятьсот литовцев и русских, которые были взяты в плен в крепости Полоцке и там же содержались в тюрьмах, он приказал удушить и перебить. Девятнадцать военнопленных татарских вельмож, содержавшихся в том же городе в тюрьме, он приказал убить и для выполнения этого назначил начальником своего приспешника Малюту Скуратова. Татары же, узнав об этом и не ожидая ничего другого, кроме стоящей перед глазами гибели и жалкой смерти, пришли в отчаяние и твердо решили между собой защищаться, пока смогут. У каждого был скрытый в рукаве ножик. Когда вышеупомянутый Малюта ворвался к ним с прочими приспешниками, татары единодушно, как рычащие львы, начали энергично защищаться, и каждый из них кинулся на предводителя приспешников Малюту с ножом. Хотя он был в кольчуге, они пропороли ему живот, так что вытекли внутренности. Татары, защищаясь, так ожесточенно сражались, что четверо из приспешников пали от страшных ран, а прочие отступили, не сделав дела. Когда великому князю донесли об этом событии, он тотчас послал пятьсот стрелков с пищалями и луками на помощь этим приспешникам против девятнадцати татар. Они были со всех сторон осыпаны стрелами и прикончены пулями из пищалей, и потом рассечены на части и брошены в реку».
Все это - абсолютно то же самое, что делал царь в Полоцке. Это авторы цикла "Летопись времен" называют «освобождением» и «помощью православию».
Никогда со стороны польского католицизма не было и миллионной доли того религиозного геноцида, какой учиняла ордынская правоверная Москва по отношению к нашему православию. Максимум, что выискали авторы программы «Летопись времен» в ряду «злодеяний католиков» (а искали усиленно и дотошно), - это сожжение иезуитами наших протестантских книг (протестантских! - подчеркиваю, а не православных). И это авторы программы порицают как «зло» и как обоснование для «московской православной нам помощи». И при этом, очевидно, «помощью нашему православию» считают полное уничтожение московитами всего православия в Полоцке, Новгороде, Пскове, Твери - со зверским убийством всего православного духовенства, с разграблением и сожжением церквей и монастырей, с вывозом всех церковных колоколов в Московию. Ну а верхом этой «братской единоверной православной помощи» авторы программы, наверно, считают устроенную Иваном Грозным свадьбу новгородского архиепископа с кобылой.
Вполне понятно, что факты московского геноцида над русским православием - сознательно замалчиваются сегодня Москвой, а вместо этого выпячивается бредовый вымысел про «злодеяния католиков». Вот, например, российский журнал «Русский Дом» (на обложке написано: «Журнал для тех, кто любит Россию! Журнал издаётся по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II») напечатал статью Ивана Мартынова, проректора Могилевского университета, которая называется «Русофобия по-белорусски». В ней автор пишет:
«Преследуемые католическим духовенством, иезуитами, фанатичной польской шляхтой, а в последствии и самим правительством Польши, обездоленные и униженные православные белорусы и украинцы в течение почти двух веков, когда входили в состав Речи Посполитой, кровью и слезами платили за свою веру, свою национальность. Православных варили в котлах, жгли на медленном огне, терзали железными когтями, сажали на спицы, травили собаками».
Это делали с нашими православными Украины, Беларуси, Твери, Пскова и Новгорода - вовсе не католики, а только и именно одни московиты, которые с нами как раз и не были одной православной веры. Это - вполне точное описание любимых зверств Ивана Грозного, который православие РПЦ Киева считал «главной ересью», ибо оно не почитало его как своего «богоцаря». Приписать азиатские зверства московитов цивилизованным католикам - это верх иезуитских ухищрений великодержавников Орды.
У Гаваньини: «он [Иван Грозный] приказал монахов, игуменов, настоятелей монастырей и прочих церковнослужителей, лишенных всего имущества, предать смерти различными способами: изрубить топорами, заколоть пиками, утопить. После этого, схватив некоего знатного мужа по имени Федор Сырков, он приказал привести к себе в лагерь, расположенный в полумиле от Новгорода …И тотчас он приказал схватить его и погрузить его ноги до колен в медный котел с кипящей водой и варить до тех пор, пока не укажет все свои сокровища; а был он очень богат и за свой счет основал и построил двенадцать монастырей».
При этом я не знаю ни одного примера, чтобы католики-беларусы (коих у нас было 38% населения территории нынешней Беларуси в период ВКЛ, согласно «Атласу истории Беларуси» (Минск, Издательский центр БГУ, 2005, стр. 15)) - варили бы в котлах православных униатов-беларусов РПЦ Киева (коих было 39%). Бред невообразимый: мало того, что беларусы варят беларусов - так еще и католики варят униатов. Зачем? Иван Мартынов по своему незнанию (простительному только первокласснику, но не проректору университета) нашел нас, униатов, «православными РПЦ Москвы», хотя у нас наша униатская вера была запрещена указом царя только в 1839 году.
Еще у нас, согласно «Атласу» БГУ, жило по вере 4% русских староверов, 1,5% протестантов, 10% иудеев, 1% мусульман, 6,5% православных РПЦ Москвы. Вот может быть именно их последних у нас католики «варили в котлах, жгли на медленном огне, терзали железными когтями, сажали на спицы, травили собаками»? Но почему такая избирательность - ведь под рукой 10% нашего населения иудеев - чего их-то у нас никто не варил в кастрюлях? И русских староверов никто не трогал, и протестантов, и мусульман.
Ответ прост: это ложь.
Только и именно одна Московская вера занималась массовым уничтожением всех иноверцев: иудеев, православных РПЦ Киева (с 1596 - униатов), католиков, протестантов, староверов. И только мусульман не трогала, так как Московская вера была в Орде едина с исламом (т.н. «правоверие») - ни одного религиозного конфликта в Орде не было.
А вот ВКЛ-Беларусь отличалась от Орды-Московии как раз толерантностью: у нас никого не преследовали из-за вероисповедания. Ибо у нас не было ордынских представлений Московской веры о том, что «монарх является богом», эдаким египетским фараоном для своих рабов. Такая вера была возможна только в рабской Орде, где селяне были закрепощены в рабство, отсюда и московское название «крестьянин» - как «христианин», мол, раб не землевладельца, а раб бога-землевладельца: впервые «крестианами» стали именоваться рабы-селяне государя Москвы. У нас же власть никто не олицетворял с богом, поэтому рядом стояли костелы, церкви, синагоги - и никто не порывался «варить сограждан иной веры в котлах». МЕНТАЛИТЕТ у нас был иной, чем у восточного соседа. Знаменитая беларуская толерантность. Полная противоположность менталитету Москвы.
Альтернатива
Итак, с чего началась эта резня москово-татарами русских земель? С того, что в 1569 году Иван Грозный узнал, что новгородцы, псковичи и тверяки крайне хотят тоже войти в Речь Посполитую - в единое государство поляков, литвинов-беларусов и русинов-украинцев. Авторы цикла абсолютно игнорируют этот факт, настаивая, что будто бы Уния была для нас «польским игом», «мы стали рабами Польши». Но с какой же стати Новгород, Псков и Тверь тоже дружно захотели стать «рабами Польши»? Очевидно, что они хотели тоже войти в Речь Посполитую, ЧТОБЫ НЕ СТАТЬ РАБАМИ МОСКВЫ И ОРДЫ.
Напомню, авторы цикла потому назвали московскую оккупацию Полоцка «освобождением», что, дескать, «возникла возможность объединения всех древне-русских земель в едином государстве». Тот факт, что при этом огромные русские земли Твери, Пскова и Новгорода хотели объединяться вовсе не с Московией-Ордой, а с литовско-русско-польским государством, - они игнорируют.
На самом деле тут важнейшая историческая альтернатива: если бы Тверь, Псков и Новгород не были разгромлены московитами и татарами и успели войти в Речь Посполитую, то она собрала бы уже все РУССКИЕ земли. Ибо Московия никакой «Русью» не являлась: у Руси должна быть русская вера РПЦ Киева, с которой Москва-то как раз и воевала. Как можно воевать против русской веры, уничтожать русское духовенство и при этом считаться какой-то «Русью» (еще и «православной») - уму не постижимо. Москва - это Орда, а не Русь.
Речь Посполитая с огромными русскими землями Твери, Пскова и Новгорода была бы уже совсем другим государством: без польского доминирования. При этом, как считают историки, в Новгороде и Пскове тогда уже был сформирован свой особый новгородский этнос, равный в ряду литвинов (беларусов) и русинов (украинцев). Он продолжил бы существовать с сохранением государственности Новгорода (что и предусматривал федерализм Речи Посполитой), так что сегодня там существовала бы самостоятельная славянская нация и страна.
Московия была поработителем Руси, и неудивительно, что именно в ходе описанной выше оккупации и разорения Новгорода у русских возникла легенда о граде Китеже. Как писал Лев Гумилев в книге «От Руси до России», согласно легенде, сей град ушел под воду от ига московитов (а вовсе не татар!) - и вернется к свету, только когда Русь сбросит власть Московии.
Менталитет раба власти
Сам народ Московии - не являлся по своему менталитету русским народом и кардинально отличался от населения Новгорода, Пскова, Твери и от русинов-украинцев. (Не говоря уже о литвинах-беларусах, которые никогда не были Русью, а всегда были Литвой - Литвой были и кривичи Смоленска, Брянска, Курска, а «русинами» считались только те этнические литвины, кто был Киевской веры; равно «поляками» называли литвинов-католиков.) У жителей Руси всегда был свободный характер и традиции демократии: князей выбирали, а Новгородское, Полоцкое и Псковское Государства были республиками, а не монархиями. А вот в Москве жил совсем иной народ, который всегда тяготился ментально к Орде и восточным сатрапиям.
Читаем у Александра Гваньини:
«В конце концов, все - как вельможи, так и чиновники, как люди светского сословия, так и духовного, - официально признают, что воля государева есть воля Божья и, что бы государь ни совершил, хотя бы и ошибочное, он совершил по воле Божьей. Поэтому они даже верят, что он - ключник и постельничий Бога и исполнитель его воли. Почему и сам государь, если когда-нибудь к нему доходят просьбы советников о чем-нибудь полезном, обычно отвечает: «Сделаю, если Богу будет угодно или Бог повелит». Также если о чем-нибудь неизвестном или сомнительном спросить московитов, то все они обычно отвечают: «Про то ведает Бог или великий князь», или: «Так угодно Богу и великому государю».
…И даже если государь поступает дурно или к ущербу для государства, все это восхваляют как деяние благое и весьма полезное.
…Таким же образом он, по своему усмотрению, выбирает и низлагает митрополитов, епископов, священников, монастырских игуменов; и вообще всех угнетает тяжелой зависимостью, как было выше рассказано более подробно в главе о военных походах и о народных обычаях.
Но так как весь народ, подчиненный московскому князю, предпочитает подвластное положение свободе, то неизвестно, не требует ли он такого тирана, соответствующего его нравам, который смог бы укротить их необузданность. Ведь большей частью в этих областях наблюдается, что рабы питают благодарность к господам, а жены к мужьям, если чаще от них терпят побои, так как считают это проявлением любви. Напротив того, если на них не обращают внимания, то они вымаливают какой-нибудь знак любви, к ним обращенный. И не только слуги, но и многие знатные, видные люди и чиновники часто избиваются палками и публично, и приватно, по приказанию великого князя, и совершенно не считают это позором. Они даже хвастают, что государь этим самым выказывает им знак любви, а будучи наказаны, благодарят государя, говоря: «Буди здрав и невредим, господин, царь и князь великий, за то, что ты раба и селянина своего удостоил побоями поучить».
Таким образом, совершенно ясно, что властитель их вполне соответствует их нравам (подобно тому, как лягушки получили в цари аиста).
Но, кажется, этот государь московский, Иоанн Васильевич, в своей тирании преступает законы сверх меры (правосудие есть судья!), так что превзошел не только предшественников своих (которые творили это по нравам и обычаям народа), но и всех тех тиранов, которые были со времен до и после Рождества Христова вплоть до наших дней, как например, Нерона, Валериана, Децин, Максимина, Юлиана и всех прочих».
Гваньини прав! Сами московиты как нация рабов породили себе жуткого тирана «по нравам и обычаям народа», так как в том же Новгороде подобному сатрапу-шизофренику сразу дали бы под зад ногой и с позором выгнали бы за городские стены, как не раз и поступали с подобными отморозками. Один современный российский историк метко назвал это «поведение» настоящей Руси «средневековыми оранжевыми революциями», ибо такое поведение кажется «ужасным и недопустимым» для рабского менталитета московита и ордынца.
Вот тут и проходит весь водораздел в восприятии истории - в менталитете. Авторы цикла «Летопись времен», как мне кажется, потому всюду дают исторические оценки с точки зрения интересов Москвы, а не нашей Литвы и Руси соседних украинцев и Новгорода, Пскова, Твери - что руководствуются менталитетом Московии-Орды. Отвергается европейский менталитет демократии (изначально присущий всей Руси) и приветствуется восточный менталитет рабства, с которым жила Орда и Москва. Неудивительно, ибо за 122 года нашего пребывания в составе царской России (с 1795) и потом за годы пребывания в СССР Москва пыталась нашему населению привить тот свой рабский менталитет, который «по нравам и обычаям народа Московии» был кроваво навязан еще Иваном Грозным Новгороду, Пскову и Твери. Сей навязанный Москвой менталитет уничтожил Новгородскую и Псковскую Республики, равно был призван у литвинов-беларусов вытравить все европейское.
Как видим, получилось…

0

11

Иван Грозный - один из лучших правителей России!

0

12

Русский написал(а):

Иван Грозный - один из лучших правителей России!

Вообще то России тогда не было. Было государство Московское. Россия могла возникнуть точно так же из Пскова, Новгорода, Твери, да любого другого княжества.

0

13

Это уже формулировочки. Россия была всегда. А какое она носила название - это дела бумажные

0

14

Русский написал(а):

Россия была всегда. А какое она носила название - это дела бумажные

И 65 млн лет назад тоже?

0

15

http://cs9947.vk.me/u126461/-14/x_6c7171ed.jpg

0

16

Студентъ написал(а):

И 65 млн лет назад тоже?

А кто из этих Диплодоков - Иоанн Грозный?

0

17

Русский это жители более древней РуССи!

0

18

Студентъ написал(а):

Русский это жители более древней РуССи!

Но, речь-то шла об эпохе Иоанна Грозного. Вы путаете время))

0

19

Это я насчёт разговоров типа "Россия была фсигда!!!111"

0

20

При Иоанне Грозном она была. Ведь государство было? было. называлось иначе? да не важно. Мне не важно. Называйте хоть "абвгд". Суть-то одна. Смотрите, друг мой, не в формулировочки, а в корень вопроса.

0

21

For those who asked about top new gifts on sale, try cool url as well as these finest stuff goto top store not to mention these highest rated items try main url alongside all these best gifts goto top url. Also, don't forget to try go to cool store, alongside all these most top rated gifts goto cool shop alongside all these most excellent gifts great website, and don't forget  this this website and don't forget these most awesome gifts link. Finally, check out Look Out For The Highest Rated Stuff Ever 5eeb597  here.

0

22

To the guy asking about domino 99 pkv games login, situs domino99 online, game domino 99 online,  I highly recommend this helpful online casino advice or domino99online biz download pkv games bandarq, domino 99 pkv games online 24 jam png, situs domino 99 online sale, alongside all this new online casino blog or menang domino99 online, domino 99 pkv games, situs domino 99 online sale, on top of this new online casino tips which is also great. Also have a look at this worthy online casino tips or download aplikasi domino99 uang asli, master domino99 online, as well as this good online casino advice or domino 99 online poker, domino 99 online indonesia, as well as great online casino url which is also worth a look. I also suggest this worthy online casino link or poker domino 99 online terbaik, domino 99 online poker, and don't forget this useful online casino tips alongside all domino 99 pkv games ng, domino 99 pkv games pc, and don't forget new online casino advice which is also great. Finally, have a look at this excellent online casino blog for good measure. See More View The Most Excellent Items Ever 597b4ea

0


Вы здесь » ВИК Марковцы » Мнения » И снова об Иване Грозном (1 часть...)