Генерал Марков - Белый рыцарь
«Цветные» полки это наиболее известные формирования Белой гвардии действовавшей на Юге России, во время Гражданской войны. Свое неофициальное, но ставшее популярным наименование эти войска получили благодаря характерной расцветке униформы и ее деталей. «Цветные» полки, батареи, бригады и дивизии носили имена своих Шефов, Вождей – генералов Корнилова, Маркова, Алексеева и Дроздовского, потому еще они и назывались «именными». Мне выпала великая честь повествововать, опираясь на многочисленные источники, об одном из них.
Одним из наиболее выдающихся генералов Гражданской войны, Вождей Белого дела, по праву можно считать генерал-лейтенанта Генерального штаба Сергея Леонидовича Маркова, чья полководческая практика и боевые идеи делают его достойным места в пантеоне русской боевой славы рядом с такими именами, как Суворов или Скобелев.
Большинству участников Белого Движения он запомнился как легендарный воитель первой Мировой и Гражданской Войн, Георгиевский кавалер, защитник идеалов Веры и русского патриотизма, авторитет среди офицерства, кадетской, юнкерской молодежи, один из основателей Добрармиии. Это смелый и самоотверженный командир, талантливый офицер Генштаба, а самое главное, истинный и бескорыстный РУССКИЙ ПАТРИОТ. Деникин так писал о личности Сергея Леонидовича: «Мне редко приходилось встречать человека, с таким увлечением и любовью относившегося к военному делу. Молодой, увлекающийся, общительный, обладающий даром слова, он умел подойти близко ко всякой среде – офицерской, солдатской толпе – иногда далеко не расположенной, и внушать им свой воинский символ веры – прямой, ясный и неоспоримый».
Сергей Леонидович Марков родился 7 июля 1878 года в Санкт-Петербургской губернии, в семье офицера, потомственного московского дворянина. В 1895 году кадет Сергей Марков окончил 1-й Московский императрицы Екатерины II кадетский корпус и с блестящим аттестатом 26 августа был переведен в Констанстиновское артиллерийское училище. Через три года учебы, произведенный 8 августа 1898 года в подпоручики Гвардии, Марков также с блестящим результатом был выпущен из училища в лейб-гвардии 2-ю артиллерийскую бригаду.
Увлечение подпоручика Маркова военными науками побудило его поступить в 1901 году в Императорскую Николаевскую Академию генерального Штаба. В октябре 1901 года, выдержав двойной конкурсный экзамен, Марков был зачислен в младший класс академии. В ее стенах он предается изучению военных наук, сумев завоевать исключительное отношение к себе среди преподавателей. В ходе учебы, 8 августа 1902 года С.Л. Марков был произведен в поручики. После окончания двух классов по 1-му разряду и дополнительного курса 31 мая 1904 года «за отличные успехи в науках» он был произведен в штабс-капитаны.
Первой его кампанией стала русско-японская война. С нее он вернулся с многими боевыми наградами. С лета 1904 по февраль 1905 года Марков был награжден 5-ю орденами: Святой Анны 4-й степени с надписью «за храбрость», Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом, Святого Станислава 2-й степени с мечами и Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. 4 июня 1905 года Высочайшим приказом Марков был переведен в Генеральный штаб капитаном с назначением адъютантом штаба 1-го Сибирского армейского корпуса.
Возможно, самым малоизвестным периодом в жизни Сергея Леонидовича является время между двумя войнами, русско-японской и Великой. А в это время уложились и окончание службы в 1-м Сибирском армейском корпусе, штабная работа в Варшавском округе, работа преподавателем в Николаевской Академии Генерального штаба и военных училищах. Несколько учебников для военно-учебных заведений, статьи в военной печати, книги, военно-преподавательская деятельность – все это составляло основу его деятельности. Сохранились восторженные воспоминания о Маркове-преподавателе.
За его интеллигентность и эрудицию он получил среди своих сослуживцев уважительное прозвание «Профессор». Слушателям запомнились его простые и строгие фразы: «Забудьте все теории, все расчеты. Помните одно: нужно бить противника и, выбрав место и время для удара, сосредотачивайте там наибольшее количество ваших сил… Весь ваш дух должен быть мобилизован на месте удара». Марков призывал к заимствованию лучших традиций из наследия Румянцева, Суворова, Скобелева. Например, читая лекции по взаимодействию с артиллерией, он приводил выдержку из скобелевского наставления:
«Когда раздастся священный зов к атаке, артиллерия должна забыть себя и всецело отдаться на поддержку товарищей… Она должна, не обращая внимания ни на что, обгонять атакующие части и своим огнём, всегда особенно страшным с близкого расстояния, поколебать сердце противника. В эти решающие мгновения артиллерия должна иметь душу… Артиллерия должна беззаветно лечь вся, если это нужно для успеха атаки, точно так же, как беззаветно кладёт свои головы пехота, атакуя противника. Часть, прикрывая артиллерию, не выдаст её».
Через несколько месяцев он закончил лекции следующими словами: «Всё это, господа, вздор, только сухая теория! На фронте, в окопах – вот где настоящая школа. Я ухожу на фронт, куда приглашаю и вас!». И это были не пустые слова. Наряду с превосходной теоретической выучкой преподавателя Генерального штаба, Марков был храбрым офицером, всегда ведущим своих подчиненных в атаку и способным на самую неожиданную и отчаянную инициативу. Но не ради лихости, а ради выполнения боевой задачи, ради спасения людей.
В декабре 1914 года новое назначение сталкивает Маркова с человеком, с которым он был связан самым тесным образом все оставшиеся годы своей жизни. 7 декабря 1914 года Марков был назначен начальником штаба 4-й стрелковой бригады генерала А.И. Деникина в составе 8-йармии, позднее развернутой в 4-ю дивизию, имевшую неофициальное название «железной».
Марков с гордостью мог носить свои высокие боевые награды, зная, что ими в не меньшей степени гордятся его подчиненные. «Одно из двух: деревянный крест или Георгий 3-й степени» высказал он однажды мысль.
Вот что написал о его участии в Первой мировой генерал Деникин: «Марков шел в арьергарде и должен был немедленно взорвать мост, кажется, через Стырь, у которого столпилось живое человеческое море. Но горе людское его тронуло, и он шесть часов еще вел бой за переправу, рискуя быть отрезанным, пока не прошла последняя повозка беженцев.
Он не жил, а горел в сплошном порыве. Однажды я потерял совсем надежду увидеться с ним… В начале сентября 1915 г., во время славной для дивизии первой Луцкой операции, между Ольшой и Клеванью, левая колонна, которою командовал Марков, прорвала фронт австрийцев и исчезла.
Австрийцы замкнули линию. Целый день не было никаких известий. Наступил вечер. Встревоженный участью 13-го полка, я выехал к высокому обрыву, наблюдая цепи противника и безмолвную даль. Вдруг издалека, из густого леса, в глубоком тылу австрийцев, раздались бравурные звуки полкового марша 13-го стрелкового полка. Отлегло от сердца. - В такую кашу попал – говорил потом Марков, – что сам чёрт не разберет – где мои стрелки, где австрийцы; а тут еще ночь подходит. Решил подбодрить и собрать стрелков музыкой. Колонна его разбила тогда противника, взяла тысячи две пленных и орудие и гнала австрийцев, в беспорядке бегущих к Луцку.
Человек порыва, он в своем настроении иногда переходил из одной крайности в другую. Но когда обстановка слагалась действительно отчаянно, он немедленно овладевал собою. В октябре 1915 г., 4-ая стрелковая дивизия вела известную свою Чарторийскую операцию, прорвав фронт противника на протяжении 18 верст, и на 20 с лишним верст вглубь. Брусилов, не имевший резервов, не решался снять войска с другого фронта, чтобы использовать этот прорыв. Время шло. Немцы бросили против меня свои резервы со всех сторон. Приходилось тяжко. Марков, бывший в авангарде, докладывает по телефону: - Очень оригинальное положение. Веду бой на все четыре стороны света. Так трудно, что даже весело стало».
В марте 1917 года Сергею Леонидович отправился с фронта в Брянск, утихомиривать взбунтовавшийся гарнизон. Там с ним произошел знаменательный эпизод. «В Брянске вспыхнул военный бунт среди многочисленного гарнизона, сопровождавшийся погромами и арестами офицеров. Настроение в городе было крайне возбужденное. Марков неоднократно выступал в многочисленном совете военных депутатов, и после бурных, страстных и иногда очень острых прений ему удалось достигнуть постановления о восстановлении дисциплины и освобождении 20 арестованных. Однако после полуночи, несколько вооруженных рот двинулись на вокзал для расправы с Марковым и арестованными. Толпа бесновалась. Положение грозило гибелью. Но находчивость Маркова спасла всех. Он, стараясь перекричать гул толпы, обратился к ней с горячим словом. Сорвалась такая фраза:
- …Если бы тут был кто-нибудь из моих железных стрелков, он сказал бы вам, кто такой генерал Марков!.. - Я служил в 13-м полку, – отозвался какой-то солдат из толпы. - Ты?!.. Марков с силою оттолкнул нескольких окружавших его людей, быстро подошел к солдату и схватил его за ворот шинели. - Ты? Ну так коли! Неприятельская пуля пощадила в боях, так пусть покончит со мной рука моего стрелка… Толпа заволновалась еще больше, но уже от восторга. И Марков с арестованными при бурных криках «ура» и аплодисментах толпы уехал в Минск».
В переломный момент русской революции Марков полностью поддержал Корниловское выступление, примкнув к Деникину и некоторым другим офицерам штаба Юго-западного Фронта. 29 августа (11 сентября) за попытку вооруженного восстания против Временного Правительства генералы Деникин, Марков и генерал-квартирмейстер штаба генерал-майормайор М.И. Орлов были арестованы по приказанию комиссара Юго-Западного фронта и заключены в Бердичесвкую тюрьму. Вскоре была ликвидирована и Ставка Верховного главнокомандующего, а участники Корниловского выступления во главе с самим генералом были заключены в городе Быхов Могилевской губернии. «Быховские пленники» испытали немало тягот и унижений. Тягостными были дни заключения. Почти месяц до 26 сентября (9 октября) находились Деникин и Марков в Бердичеве. Деникин писал позднее «Камера № 1. десять квадратных аршин пола. Окошко с железной решеткой. В двери небольшой глазок. Дышать тяжело-рядом зловонное место. По другую сторону № 2, там – Марков; ходит крупными нервными шагами. Я почему то помню до сих пор, что он делает по карцеру три шага, я ухитряюсь по кривой делать семь. Напряженный слух разбирается в них и мало-помалу начинает улавливать ход жизни, даже настроения.»
Дорога «мятежников» до Быховской тюрьмы была опасна. Путь генералов из заключения до вокзала едва не привел к расправе над ними. Только хладнокровие и самоотверженность роты юнкеров спасли их от самосуда. «Юнкера, славные юноши, сдавленные со всех сторон, своею грудью отстраняют напирающую толпу, сбивающую их в жидкую цепь. Проходя по лужам, оставшимся от вчерашнего дождя, солдаты набирали полные горсти грязи и ею забрасывали нас. Лицо, глаза, уши заволокло липкой жижицей. Посыпались булыжники. Бедному калеке генералу Орлову разбили сильно лицо; получил удар генерал Эрдели, и я – в спину и голову. По пути обмениваемся односложными замечаниями.. Обращаюсь к Маркову: Что, милый профессор, конец?!» -По видимому…»
Пробыв в Быховской тюрьме до середины ноября 1917 года заключенные были освобождены распоряжением последнего Главнокомандующего Русской Армии генерал-лейтенанта Духонина, погибшего позднее от рук распоясавшейся революционной солдатни. «Быховцы» отправлялись на Дон, где под руководством Алексеева формировались первые добровольческие части, переодетыми, по одному или по два, рискуя погибнуть в пути. Марков вместе с генерал-майором И.П. Романовским часть пути проделал переодевшись в денщика-прапорщика, сопровождавшего романовского. В Харькове они повстречались с Деникиным, ехавшим на Дон переодетым в польского помещика.
Деникин записал в дневник свои впечатления: «Марков - денщик Романовского- в дружбе с «товарищами», бегает за кипятком для «своего офицера» и ведет беседы самоуверенным тоном, с митинговым пошибом, ежеминутно сбиваясь на культурную речь. Какой то молодой поручик, возвращающийся из отпуска в Кавказскую армию, посылает его за папиросами и потом мнет нерешительно бумажку в руке: дать на чай или обидится?»
1917 год подходил к концу. Зарождалось белое Движение, одним из лидеров которого суждено было стать прибывшему на Дон С.Л. Маркову. Впереди были последние полгода его жизни, полные тяжелых испытаний и жестокой борьбы: «Легко быть смелым и честным, помня, что смерть лучше позорного существования в оплеванной и униженной России».
По словам Деникина, в «его ярко-индивидуальной личности нашел отражение пафос добровольчества, свободного от темного налета наших внутренних немощей, от разъедающего влияния политической борьбы. Марков всецело и безраздельно принадлежал армии. Судьба позволила ему избегнуть политического омута, который засасывал других. <…>Догматизм и политическая нетерпимость были чужды Маркову. Те острые вопросы, которые разъедали и теперь разъедают наши ряды, он решал для себя и за себя, не насилуя ничью совесть и исходя исключительно из так или иначе понимаемой целесообразности. И когда в горячие минуты боя слышался его обычный приказ «Друзья, в атаку, вперед!» - то части, которыми он командовал, люди, которых он вел на подвиг и смерть, шли без колебаний, без сомнений. Их не смущала пресловутая «неясность и недоговоренность» лозунгов. Они несли свои головы не за революцию, не за реакцию, не за «землю и волю» и не за помещичью реставрацию, не за «рабочий контроль» и не за «эксплуатацию капиталом». Суровая и простая обстановка первых походов и в воинах и в вождях создавали такую же упрощенную, быть может, военную психологию Добровольчества; одним из ярких представителей ее был Марков. «За Родину!» Страна порабощена большевиками, их надо разбить и свергнуть, чтобы дать ей гражданский мир и залечить тяжелые раны, нанесенные войной и революцией. В этом заключалась вся огромная, трудная и благодарная задача Добровольчества. <…> Конечно, Маркова как человека вполне интеллигентного, не могли не интересовать вопросы государственного Бытия России. Но напрасно было бы искать в нем определенной политической физиономии - никакой политический штамп ему не подойдет. Он любил Родину, честно служил ей - вот и все».
Сергей Леонидович запомнился всем как человек, способный повести за собой первых добровольцев и выполнить любую, пусть самую сложную задачу, как командир лично направляющий свои части в бой, используя весь свой огромный опыт двух военных кампаний и блестящее военное образование. Его героизм и способность находить выход из тяжелых ситуаций стали легендой. «Белый витязь», «шпага генерала Корнилова», «Бог войны», «Ангел-хранитель» вот некоторые из эпитетов которых он был удостоен.
Под пулями никогда не кланялся и говорил: «Не бойтесь пули, предназначенная вам – она всё равно везде вас найдет… Позор страны должен смыться кровью её самоотверженных граждан». Для Маркова было так естественно подняться первому в цепи и просто сказать: «Отдохнули, ну, теперь еще одно усилие, вперед, в штыки…» – и быть впереди всех с винтовкой наперевес». Если Марков встречал бегущих, то он возвращал их в бой по-суворовски, словами: «А мне как раз нужна подмога, за мной!..» Солдаты с офицерами поворачивались и с удвоенной яростью снова шли в битву.
Рассказы о «Ледяном походе» немыслимы без упоминания о Маркове. Из воспоминаний В.Е. Павлова «Добровольцы сразу поверили в генерала Маркова и шли за ним, и не существовало для них преград, когда Марков шел с ними в бой, которых нельзя было преодолеть. Казалось, что не мы, а он, титан, схватился с врагом, а мы – только молчаливые зрители. Как в дневных походах, так и в ночных передвижениях – Марков и тут, Марков и там, и слышится его резкий, повелительный голос, дающий те или иные распоряжения или указания. Его характерная фигура в белой, сильно пожелтевшей папахе, в темно-серой, штатского покроя, ватой подстеганной до колен куртке, с генеральскими погонами, с плетью в правой руке, часто резко поднимавшейся с угрозой, иногда не только рассекавшей воздух, но и ложившейся по плечам, появлялась перед нами в совершенно неожиданных для нас местах, на невысоком, но крепко сложенном коне».
Вот начало 1-го Кубанского похода. Оставление Ростова. Февраль 1918 г. «Легкий гул разносится над колонной войск. Слышны команды, распоряжения… ею руководит воля Вождя; ею распоряжается в большой белой папахе генерал. Его голос наиболее громок, тверд, категоричен… Вот стоит бронеавтомобиль: «Когда колонна тронется – взорвать!» приказал генерал. Вот стоит 1-й офицерский батальон, и около него пыхтят несколько грузовых автомобилей, на которые грузятся пулеметы.
-Это еще что? Да вы с ума сошли? – в недоумении остановился у грузовиков генерал Марков. –Перегрузить на лошадей.- генералу Маркову доложили о невозможности в настоящее время найти лошадей и повозки. – Чушь! - коротко бросил он, и, круто повернувшись, зашагал к столбу с пожарным сигналом. Под ударом рукоятки нагайки зазвенело разбитое стекло. Генерал Марков обернулся и крикнул полковнику Борисову, требуя от него отправления людей по домам для отыскивания повозок. Не пршло и 15 минут, как из темноты появилась пожарная команда. Лихой брандмайор смело пробирался сквозь толпы людей и автомобилей, пока не поравнялся с генералом Марковым. – Стой! –приказал генерал, - Распрячь лошадей!
Напрасно протестовал брандмайор. Великолепные, холеные пожарные кони стали в строй пулеметной команды 1-го офицерского батальона. Извощичьи пролетки и частные экипажи, обратясь в пулеметные двуколки, заменили никчемные грузовики.»
Взятие села Лежанка. «На опустевшей от красных площади остановились головные отделения 3-го взвода 1-й роты, дальше продолжать преследование не было сил. Подходит вся 1-я рота. Генерал Марков подскакал к 4-й роте. Увидя, пленных он закричал: - На кой черт вы их взяли?- Скачет ко 2-й роте. Все благополучно, и спешит на церковную площадь. Сзади раздается беглая стрельба. – Узнать, в чем дело, - приказывает он ординарцу.
Ординарец вернулся с донесением: «Стрельба по вашему приказанию, Ваше превосходительство!»
На берегу Кубани. «Неожиданно с постов сообщили, что впереди слышен шум движения колонны. Все приготовились к бою. Однако генерал Марков сейчас же выскочил вперед навстречу шуму. Оказалось, подошел батальон кубанцев. Генерал Марков взбесился: - Почему вы здесь? Я же приказал вам оставаться на месте! – Ответ не замедлил: ночь, одни в степи, никакой связи; мы думали, что «нас бросили».
-Что?- заорал генерал Марков. – Вы видели, что я бросил кого-нибудь? А не хотите – ну вас к черту! Получайте расчет! – и, широко расставив ноги, он запустил руку в боковой карман своей неизменной куртки и вытащил оттуда бумажник. Кубанцы заголосили. Генерал Марков спрятал свой бумажник и приказал возвращаться на свое место и сам исчез с ними в темноте. Жест генерала был замечательный, всех развеселивший».
А вот описание знаменитого подвига Маркова у станицы Медведковской, в описании А.П.Богаевского из его книги «Ледяной поход»: «Около четырех часов утра, пройдя 24 версты, наш авангард подошел в темноте к железной дороге у станицы Медведковской. Сторож у переезда был арестован нашим разъездом, и генерал Марков, приехавший с ним, заставил его, крайне перепуганного, успокоить по телефону эшелон большевиков на станции, слышавших подозрительный шум нашего движения и спрашивающих он ем сторожа. В это время части генерала Маркова уже развернулись и приготовились к атаке станции. Все шло хорошо, но вдруг с последней раздались выстрелы: наш разъезд спугнул красных часовых. От станции отделился бронепоезд и тихо, с закрытыми огнями, двинулся к переезду, где уже находился штаб Добровольческой армии вместе с генералами Алексеевым и Деникиным и куда подошла голова обоза. Бронепоезд был уже в нескольких шагах от переезда. Вдруг генерал Марков закричал машинисту, чтобы он остановился, так как в противном случае «своих подавит», и когда ошалевший большевик действительно остановил поезд, он схватил ручную гранату и бросил ее в паровоз. Немедленно с поезда начался адский огонь во все стороны, ружейный и пулеметный. Офицерский полк во главе с генералом Марковым вступил в горячий бой с гарнизоном бронепоезда, который упорно защищался. Полковник Миончинский почти в упор всадил гаранту в паровоз из своего орудия и разбил его переднюю часть; часть вагонов удалось поджечь.»
А вот, что сообщает В.Е. Павлов в дополнение этого знаменательного боя «Гарнизон бронепоезда защищался геройски и погиб полностью. Составляли его матросы. Впрочем, одному из них посчастливилось: он выскочил из горевшего вагона в тлеющей на нем одежде и натолкнулся на генерала Маркова. Генерал приказал оказать ему помощь.»
Дисциплина в армии это ее душа. «Потеря души» ведет к развалу армии и к проигрышу войны. Революция 1917 г. показала это наглядно. Однако, она вскрыла огромный недостаток в понимании и внедрении Дисциплины. Устав говорил, «в чем состоит дисциплина», но не объяснял ее сущность, не говорил, что в основе ее лежит Идея, требующая подчинения воле «единого Вождя». В результате обращалось внимание на внешние показные стороны, а не на Душу, Дух, Идею.
Рядом с «душой» есть и «сердце». «Потерять сердце», второе по значению качества дисциплины, то есть потеря уверенности, твердости, настойчивости, ведет к нарушению порядка, внимания и в конечном случае – к отступлению, поражению в бою. «Потерю сердца» легче восстановить, чем «потерю души».
Вот характерный эпизод из выступления генерала Маркова в Новочеркасске, после окончания 1-го Кубанского похода.
«Описывая Кубанский поход, генерал Марков говорил о беззаветном самопожертвовании и храбрости рядовых чинов армии в десятках сражений. Он говорил о победах, одержанных молодежью в исключительно тяжелых условиях похода и о главной победе: армия не погибла, она показала всем – бороться можно и должно и…успех борьбы неизбежен. Закончил свой более чем часовой доклад генерал Марков следующими приблизительно словами:
«Многие погибли уже в борьбе; в дальнейшем погибнем, может быть, и мы. Но настанет время, и оно уже близко, когда над Россией, Великой и Единой, снова взовьется наше Национальное трехцветное знамя. И этому не помешает присутствие по соседству армии в характерном головном уборе (германский шлем)».
Генерал Марков надел свою папаху и поклонился публике. Неистовое «ура», крики «Марков!». Они продолжались бы без конца, если бы на сцену не вышел офицер с букетом цветов. Мгновенно все стихло. Офицер подносил цветы от дам, но генерал Марков не дал ему договорить, громко сказав:
-В госпиталь раненым! Я не певица!
Новый взрыв аплодисментов, крики «просим!», «ура!». Офицер снова попытался подойти с букетом к генералу и на этот раз услышал от него властное:
-Немедленно под арест!
Смущенный, тот сошел со сцены с дамским букетом.
«Марковцы», выйдя из театра, не сразу отправились в институт, они хотели еще раз увидеть своего кумира.
-Будем качать генерала Маркова,- решили они. Но походники, знавшие генерала, заявили:
И не думайте! А то он начнет браниться.
Пришлось оставить свою мысль. Доклад произвел на всех потрясающее впечатление. То, что у многих таилось в подсознании, в инстинктивной любви к Роидне, теперь стало совершенно ясно осознано и прочувствовано, оставалось подкрепить это своею волею на деле, в боях».
Смерть генерала Маркова
Бой у станции Шаблиевская
12 (25) июня. Дивизия была поднята задолго до рассвета и в темноте двинулась, имея впереди дозорные цепочки Кубанского стрелкового полка. Когда раздались первые выстрелы сторожевого охранения красных, полк, не останавливаясь, развернулся в боевой порядок.
Светало. Впереди показался хутор, и вскоре оттуда по наступающим затрещали пулеметы и массовый ружейный огонь. Затем открыла огонь и батарея противника, стоявшая у станции. Стрелки вынуждены продвигаться перебежками по открытой и ровной местности. Атака неизбежно сулит большие потери. Генерал Марков это видит и приказывает командиру конной сотни, есаулу Растегаеву, указывая на низину вправо, обскакать по ней хутор с юго-востока и атаковать его. Сотня, проделав предварительный маневр по низине, с расстояния чуть ли ни с версту кинулась в атаку на хутор. Она налетела на левый фланг расположения красных. Снаряды красных рвались сзади нее. Огонь пехоты с противоположного берега речки почти не нанес ей потерь, когда она с гиком ворвалась в южный край хутора, захватив сразу же два пулемета и до 150 пленных. Углубиться в хутор сотня не смогла, но ее удар заставил красных оставить позиции перед хутором.
Генерал Марков, увидев это, вместе с группой бывших с ним конных, помчался к хутору. Орудие штабс-капитана Шперлинга с батарейным пулеметом скачет за генералом Марковым, обогнав цепь стрелков. Вскочив в хутор, группа конных с генералом Марковым была встречена огнем. Двое свалились с лошадей. Пулемет и орудие открыли огонь по сараям, в которых задержались красные. Помогла и артиллерия противника, снаряды которой ложились как раз по расположению красных. Через короткое время подбежали цепи стрелков. Хутор занят. Стрелки бегут вперед, на плечах убегающих красных переходят мост через речку и продолжают наступление на станцию.
За это время 1-я батарея обстреляла идущий из Торговой эшелон, подбила его паровоз и засыпала снарядами красных, выскочивших из эшелона и бегущих на станцию. Она заставила замолчать красную батарею и сняться с позиции. Но обстрел хутора артиллерийским огнем продолжался - стрелял красный бронепоезд.
Генерал Марков вышел из хутора, чтобы видеть переправу стрелков через речку. Он отдавал распоряжения кубанцам и батарее. Близко рвались снаряды. Есаул Растегаев, бывший в это время с ним, едва уговорил генерала Маркова уйти в хутор, но и там, едва он отошел от одного здания, как на месте, где он был, разорвался снаряд.
- Знатно, но поздно! - бросил генерал Марков.
Генерал Марков должен видеть все поле боя, должен видеть противника, его бронепоезд и красных, оставляющих свой подбитый эшелон, о чем ему только что доложили. Он взбирается на крышу одного сарая, где батарея устраивает свой наблюдательный пункт. Но быстро спускается: приехал разъезд от 3-й пехотной дивизии. Выслушав доклад о положении у станции Торговая, он приказывает передать туда, что его дивизия сбила красных с выдвинутой их позиции и переходит к атаке станции Шаблиевка, и сам спешит опять на окраину хутора. Рвутся снаряды красных. Стреляет их бронепоезд, стоявший у самого моста. Есаул Растегаев снова просит Маркова уйти с явно наблюдаемого противником места, но, получив задачу для конной сотни, отходит от него.
Было около 6 часов утра. Артиллерийский бой в полном разгаре. В 1-й батарее уже выбыло из строя 9 человек и 7 лошадей. Кубанские стрелки атакуют станцию, и вдруг… "Один из вражеских снарядов упал с левой стороны, шагах в трех от генерала Маркова. Раздался взрыв и генерал Марков, как подкошенный, свалился на землю. Рядом - его белая папаха".
"Наблюдая за ним, я и находящийся рядом со мной прапорщик Петропавловский бросились вперед и подбежали к генералу Маркову. В первое мгновение мы думали, что он убит, так как левая часть головы, шея и плечо были разбиты и сильно кровоточили, он тяжело дышал. Мы немедленно подхватили раненого и хотели унести его назад, за сарай, как раздался новый взрыв с правой стороны. Мы невольно упали, прикрыв собой генерала. Когда пролетели осколки, мы отряхнулись от засыпавшей нас земли, снова подняли его и перенесли в укрытие", - из записи кубанского стрелка, поручика Яковлева, бывшего со взводом в прикрытии батареи.
Больше бронепоезд красных уже не стрелял по хутору, он уходил на север.
Смерть генерала Маркова
Раненого перенесли в дом. Доктор ужаснулся при виде ранения: осколочное ранение в левую часть затылка, и вырвана большая часть левого плеча.
- Положение безнадежно, - сказал он.
Стоявшие тут перекрестились. Генерал Марков тяжело дышал. Спустя часа два он пришел в сознание.
- Как мост? - спросил он.
Командир Кубанского стрелкового полка поднес к лицу Генерала его икону, которую всегда возил его ординарец. Генерал Марков поцеловал икону и сказал отрывисто:
- Умираю за вас… как вы за меня… Благословляю вас… - дальше нельзя было разобрать, что говорил он.
Через несколько минут его не стало…
А в это время кубанцы ворвались на станцию и отбросили красных на север за реку. Железнодорожный мост оказался неповрежденным. Дивизия под командой генерала Маркова выполнила задачу, но тяжелой ценой!
12 (25) июня 1918 г. у станции Шаблиевской был смертельно ранен и скоро скончался генерал Марков.
Все потрясены этой смертью. Текут неудержимые слезы у "инженеров", "батарейцев", всхлипывают кубанцы прикрытия у батареи, полюбившие до самозабвения генерала с первого момента, как только встали под его команду.
Полковник Третьяков, заместивший генерала Маркова, едва смог собрать в себе силы, чтобы руководить еще не закончившимся боем. По его приказанию батарея должна быстро ехать к станции, для непосредственной поддержки кубанцев. С трудом снялась она…
Весть о смерти генерала Маркова дошла до одержавшего большой успех Кубанского полка и быстро распространилась по его цепи. Стрелки сбились в кучки, потеряли свой порыв. Беспокойство было на лицах их. Перейди противник в контрнаступление, не удержались бы они. Где генерал Марков - там победа! Нет теперь его… ***
У тела погибшего стояли почетные часовые от Кубанского стрелкового полка и Инженерной роты. На нем лежал флажок: черный, с белым Андреевским крестом, флажок первого командира Офицерского полка.
При тусклом мерцании света лампады и свечей тихими шагами входили и выходили из комнаты, где лежал Вождь, соратники, творя молитвы о вечном упокоении души усопшего.
А за стенами дома - бойцы в тяжелых думах. Вяло, с глубокими вздохами, они перебрасываются фразами все о нем, о своих душевных переживаниях, о своих тревогах… Нет уже ни Корнилова, ни Маркова…
Почему в этой кровавой борьбе, когда так нужны люди сильные, авторитетные, люди ума и воли, люди, подающие пример любви к Родине - злой рок вырывает их из рядов Армии?
"Сердце упало… Уныния не было, не было и отчаяния: была какая-то пустота. Отомстить, отомстить! Ко многим счетам прибавился еще один - огромный. Не такой смерти заслуживал генерал Марков".
"Нам продлена еще жизнь для того, чтобы мы продолжали выполнять свой Долг перед Родиной и выполнять его так, как показал нам генерал Марков и те, кто погиб в бою…" На следующий день, 13 (26) июня, гроб с телом генерала Маркова был перенесен на станцию Шаблиевка, погружен в вагон и отправлен на станцию Торговая, накануне взятую армией. В последний раз отдали ему честь стрелки, "батарейцы" и "инженеры"… Дрожали винтовки в их руках, слезы лились из глаз. Почетный караул от Инженерной роты сопровождал гроб.
"К 19 часам 13 (26) июня на улице, ведущей от станции Торговой в центр села Воронцовского, выстроились войска. Уже в сумерках с вокзала двинулась печальная процессия. Над гробом генерала Маркова плавно колыхался его черный с крестом флаг. В церкви села отпевали и прощались с дорогим для всех генералом Марковым. Главный священник армии в своем последнем слове призывал нас дать клятву выполнить долг до конца. И клятва эта была мысленно дана.
"В этот момент каждый из нас ярче, чем когда-либо, чувствовал правоту творимого армией дела и уходил от гроба генерала Маркова с полной уверенностью, что дело армии будет завершено" - так писал в газете "Свободный казак" кубанец.
Можно ли описать те переживания, которые перенес генерал Деникин, узнав о смерти генерала Маркова и прощаясь с ним? Какое должно было быть самообладание у человека и Вождя маленькой армии, начавшей свой новый поход и понесшей в первый же день невознаградимую потерю, чтобы не потерять сердце, не предаться унынию? "После отпевания я отошел в угол темного храма, подальше от людей, и отдался своему горю. Уходят, уходят один за другим, а путь еще такой длинный, такой тяжелый…" В этот день, 13 (26) июня, генерал Деникин отдал следующий приказ по армии:
§ 1.
"Русская армия понесла тяжелую утрату: 12 (25) июня при взятии станции Шаблиевки пал смертельно раненый генерал С.Л. Марков.
Рыцарь, герой, патриот с горячим сердцем и мятежной душой, он не жил, а горел любовью к Родине и бранным подвигам.
Железные стрелки чтут подвиги его под Творильней, Журавиным, Борыньей, Перемышлем, Луцком, Чарторийском… Добровольческая армия никогда не забудет любимого генерала, водившего в бой ее части в Ледяном походе, под Екатеринодаром, у Медведовской…
В непрерывных боях в двух кампаниях вражеская пуля щадила его. Слепой судьбе угодно было, чтобы великий русский патриот пал от братоубийственной русской руки.
Вечная память со славою павшему!
§ 2.
Для увековечения памяти первого Командира 1-го Офицерскoro полка части этой впредь именоваться - 1-й ОФИЦЕРСКИЙ ГЕНЕРАЛА МАРКОВА ПОЛК".
Ночью гроб с телом генерала Маркова был отправлен для погребения в город Новочеркасск, куда и прибыл 14 (27) июня.
Весть о смерти генерала Маркова стоявший в Новочеркасске 1-й Офицерский полк получил утром 13 (26) июня. Она потрясла всех. Была отслужена первая панихида… Всего лишь несколько дней назад генерал Марков был здесь, был в центре всех разговоров, вызывал желание и надежды всех, и главным образом, "молодых", идти в бой под его руководством, быть достойными его подчиненными, уметь бороться "по-марковски".
Теперь - печаль молчаливая, глубокая…
Вечером полк построился снова. Командир полка, полковник Тимановский, прочел приказ генерала Деникина и затем сказал: отныне каждый чин полка носит имя первого его командира; не будет с нами генерала Маркова, но он будет жить в сердцах всех нас и незримо вести нас, руководить нами; мы увековечим его память своей жертвенной любовью к Родине, непоколебимым духом, своими делами, пример которых он показал нам; мы в рядах полка его имени будем выполнять свой долг с полной верой, что Россия снова будет Великой, Единой и Неделимой. И в конце своего слова добавил: чтобы укрепить нашу духовную связь с Шефом, устанавливается день полкового праздника в день его Ангела - 25 сентября (8 октября), день, посвященный Святому Сергию Радонежскому.
Стало как-то легче на душе у добровольцев.
Утром 14 (27) июня гроб с телом генерала Маркова и несколько других гробов с убитыми были привезены в Новочеркасск и поставлены в Войсковом Соборе, а затем он был перенесен в домовую церковь при Епархиальном училище.
Все в городе узнали об этом и пошли поклониться телу убитого всем известного генерала. "Я немедленно, чуть не бегом отправился в собор", - записал полковник Биркин. - "Подхожу к клиросу и вижу несколько гробов, стоящих на левом крыле. Вхожу на клирос и сразу остановился у первого гроба, так как через стекло, вделанное в крышке, увидел лицо своего удивительного командира полка.
Не помню уже, как долго я стоял над гробом.
Мыслей не было, а я не мог оторвать свой взор от лица того, кого больше всех других уважал и более всех других боялся.
И положив земной поклон великому воину и еще раз взглянув на того, который ничего не боялся, я поплелся домой.
Если бы все генералы были такие, как он, - думал я…
После смерти двух великих людей - генерала Корнилова и генерала Маркова - остался в живых только один, третий - генерал Деникин, заместитель последних и равный им. Что ожидает его?"
В церкви Епархиального училища у гроба генерала Маркова стали почетные часовые его полка. Целый день к церкви тянулся народ, несли венки. Приходили марковцы. Церковь всегда была полна.
Вот наполнившие церковь молящиеся стали тесниться: вошел генерал Алексеев. Он стал у гроба, молился, всматривался в лицо погибшего, и из глаз его текли слезы. И невольные слезы текли у всех. Старый Вождь попрощался с верным сыном Родины. Отвесив земной поклон, он вышел из церкви. Похороны генерала Маркова
15 (28) июня. Гроб с останками Великого Русского Патриота перенесен в Войсковой Собор для последнего отпевания. Вокруг гроба много венков; лежит ряд черных подушечек с орденами. В центре их - подушка с орденом Святого Георгия 4-й степени. Орден как был накрепко пришит к гимнастерке генерала Маркова, так и остался пришитым к куску этой гимнастерки, вырезанному из нее и теперь приколотому к подушке.
В Соборе - генерал Алексеев, Донской Атаман, высшие чины Добровольческой и Донской армий. Семья генерала Маркова: мать, жена, дети… Собор полон. На площади перед ним выстроился 1-й Офицерский генерала Маркова полк.
Отпевание окончено. Последнее прощание, и гроб запечатан. К гробу подошел наряд офицеров от 7-й Офицерской роты и взял ордена и венки. Процессия стала выходить из храма.
Впереди несли венок от Командующего Добровольческой армии генерала Деникина и его начальника штаба генерала Романовского с надписью на ленте: "И жизнь, и смерть за счастье Родины".
За венком - офицеры с орденами покойного. Впереди с Орденом Святого Георгия офицер, фельдфебель 7-й роты, Георгиевский кавалер.
Гроб из Собора вынесли высшие чины и поставили на лафет орудия.
Полк взял "на караул". Оркестр заиграл "Коль славен".
Процессия вытянулась по Платовскому проспекту, направившись на кладбище за городом под звуки похоронных маршей. Полк шел за гробом.
Военное кладбище. Длинная аллея, вправо и влево от которой ряды свежих могил. Вот и вырытая могила. Последняя лития и… гроб опущен.
Несколько залпов полка генерала Маркова.
Семья покойного, генерал Алексеев и все со слезами на глазах смотрят на опущенный в землю гроб…
Но вот как-то тяжело генерал Алексеев поворачивается лицом к присутствующим и не сразу начал говорить свое последнее надгробное слово. Он говорил о Христолюбивом Воине Сергии, положившим "жизнь свою за други своя"; говорил о верном сыне Отечества, для которого жизнь была не дорога, "жила бы только Россия во славе и благоденствии"; говорил он о примере для всех, который дал воин Сергий… Хриплым, сдавленным, прерывающимся голосом говорил генерал Алексеев. Но вот он смотрит на семью покойного и, наконец, повысив с усилием свой голос, обращается к присутствующим:
- Поклонимся же мы земно матушке убиенного, вскормившей и вспоившей верного сына Родины, - и, упав на колени, отвесил ей земной поклон, а за ним - все присутствующие.
- Поклонимся мы и его жене, разделявшей с ним жизнь и благословившей его на служение Родине, - и снова земной поклон.
- Поклонимся мы и его детям, потерявшим любимого отца. - И, повернувшись к могиле, генерал Алексеев бросил первую лопату земли на гроб. Застучала земля по гробу и закрыла его. Новая могила со скромным деревянным крестом, как и на всех других могилах, появилась на Новочеркасском кладбище. На кресте не было надписи, но висел лишь терновый венец.
Все стали расходиться. 1-й Офицерский генерала Маркова полк большой колонной в 1500 штыков вернулся в свое расположение. Для него наступил новый период жизни и боевой службы: без Маркова, но по-марковски; для каждого - по правилу "жизнь и смерть за счастье Родины". Жизнь - всю жизнь, все годы жизни… Смерть - всегда, всю жизнь, быть готовым принять ее…
"За счастье Родины!"
На черных марковских погонах отныне уже был вензель генерала Маркова: "М", и вензель - "Г.М." для 1-й роты полка - "роты генерала Маркова".
И его офицеры показали себя достойными своего великого командира. Меньше чем через две недели после его героической смерти, 25 июня (8 июля) 1918 года у станицы Кагальницкой марковцы наголову разбили многократно превосходящие силы красных отважной «психической атакой».
Постепенно в боях и походах выковывался облик марковцев как самоотверженных рыцарей Белой Идеи, познавших всю глубину мистической сущности своей борьбы и стремящихся к воскресению России ценой собственной жизни. Это нашло свое выражение и в их форме – черная одежда отражала траур по умершей России и презрение к преходящим жизненным благам, а белая кайма на погонах и белый верх фуражки – надежду на жизнь вечную и веру в воскресение России. Эта форма настолько отличалась от формы других белых частей и внушала такой ужас противнику, что часто массы красноармейцев в панике бежали, не сделав и единого точного выстрела – столь панический страх вызывали у них марширующие идеально ровные шеренги марковцев в черной форме с белыми фуражками.
Идея самопожертвования во имя спасения Родины доходила у марковцев даже до особого стремления к героической смерти. Они искренне верили, что своей смертью они могут спасти Россию. Поэтому они стремились к ней, как человек в пустыне стремится к источнику с холодной водой – чтобы припасть и уже никогда больше в этом мире не испытывать никакой жажды. Один из офицеров Марковского полка весьма художественно описал это стремление и эту жизненную философию жертвенного подвижничества марковцев:
«У всякого полка есть своя физиономия. Неистощим задор и молодечество дроздовцев. Непоколебимо спокойное мужество, неотвратимый порыв корниловцев. Есть еще один полк. Странен и неповторим его облик. Строгая, простая без единого украшения черная форма, белеют лишь просветы да верхи фуражки. Заглушенный, мягкий голос. Замедленные тихие движения. Точно эти люди знают какую-то тайну. Точно обряд какой-то они совершают, точно сквозь жизнь в обеих руках про-носят они чашу с драгоценным напитком и боятся расплескать ее.
Сдержанность – вот отличительная черта этих людей, которых провинциальные барышни давно очертили «тонные марковцы». У них есть свой тон, который делает музыку, но этот тон – похоронный перезвон колоколов, и эта музыка – «De profundis» (начальные слова 130-го «похоронного» псалма» – А.А.). Ибо они действительно совершают обряд служения неведомой прекрасной Даме – той, чей поцелуй неизбежен, чьи тонкие пальцы рано или поздно коснутся бьющегося сердца, чье имя – смерть. Недаром у многих из них четки на руках: как пилигримы, скитающиеся в сарацинских песках, мыслью уносящиеся к далекому Гробу Господню, так и они, проходя крестный путь жертвенного служения Родине, жаждут коснуться устами холодной воды источника, утоляющего всех. Смерть не страшна. Смерть не безобразна. Она – прекрасная Дама, которой посвящено служение и которой должен быть достоин рыцарь.
И марковцы достойны своей Дамы: они умирают красиво… Будет время, под благовест кремлевских колоколов преклонят перед Добровольческими полками – Дроздовским, Корниловским и Марковским – свои венчальные головы двуглавые орлы старинных знамен. И поблекнут старые девизы, и на скрижали истории будут вписаны новые. Тогда девизом Марковского полка будет: «Ave, patria, morituri te salutant», а на братской могиле павших марковцев начертано будет: «Те, кто красиво умирают».
И это были отнюдь не высокопарные слова и не провокация, рассчитанная на легковерную молодежь, а искренняя жизненная позиция марковцев, высказанная командиром одной из рот Марковского полка. Он остался верен собственным словам до конца – сумел «красиво умереть», не попав живым в руки врага.
В знак своего особого мистического призвания и распятия собственной воли некоторые марковцы даже носили монашеские четки, полученные ими в июне 1919 года в женском монастыре под Белгородом как благословение: «Необычно было видеть марковцев с монашескими чётками на руке. Те, кто их носил – носил с достоинством. Говорили – принадлежность формы марковцев. Но это не привилось – начальство полка отнеслось не серьезно – оно не огласило этот глубокий по смыслу факт по полку, предало его забвению. Может быть потому, что знало – в разгаре жестокой борьбы невольно глохнет голос Христианской совести, ожесточается сердце и неизбежны нарушения долга, связанного с ношением чёток. Молчал о благословении и полковой священник. Но о них не все забыли: были, которые в своей жизни и поступках мысленно перебирали шарики чёток…»
Смысл четок был весьма глубоким. Четки знаменовали собой то, что офицеры-добровольцы вообще и марковцы в особенности как бы образовывали некое братство рыцарей-монахов, принесших свою волю, свою кровь и свою жизнь на алтарь служения России. Оставя житейское море с его искушениями и соблазнами, марковцы будто бы поднимались над миром, ища себе – спасения души и жизни вечной, а России – освобождения от «нашествия двунадесяти язык».
Уже позже один из офицеров писал в книге «На Москву»: «Для воссоздания армии мы должны образовывать новые кадры не воинов просто, но духовных рыцарей. Не служба просто, но подвижничество должно лежать в основе нашей жизни… Выше идеала единой России (и большевики стремятся к единой России) стоит идеал правды и добра, за который мы боремся… Не пора ли поставить вопрос о чистом добровольчестве, об ордене духовных рыцарей, куда принимают только после искуса?».
Здесь, как нигде, видна преемственность воинов Белой Гвардии и лично Маркова с мистическим учением Суворова. Своим благочестием, насаждаемым им и среди солдат, «воинство России Суворов и его ученики преобразили в полумонашеское рыцарское братство Святой Руси».