В нашей еженедельной рубрике «Слово и антислово» в рамках проекта «Русский язык» мы расспрашиваем известных людей о том, какие слова им нравятся, а какие вызывают отвращение. Сегодня наш собеседник — художник и писатель Андрей Бильжо.
Контекст

«Половина бед нашей страны от того, что мы невежливая нация»

«Пока мы не придумаем, как окликать ближнего, он нам ближним не станет»

— Какие слова вы сейчас считаете ключевыми?

— Мне кажется, что таких простых слов, как «здравствуйте», «всего доброго», «спасибо», «пожалуйста» — то, чему учат детей, — стало значительно меньше. Часто когда ты говоришь «здравствуйте», не получаешь ответа. Я даже проводил эксперименты — говорил «здравствуйте» три раза одному и тому же человеку. Например, я звоню в ДЕЗ и говорю: «Здравствуйте!» А мне в ответ: «Слушаю».  Я еще раз говорю: «Здравствуйте!» — «Да слушаю вас, слушаю!» Я в третий раз: «Здравствуйте!» — «Ну здравствуйте, здравствуйте, сколько уже можно!»

Я часто бываю в Италии — там невозможно зайти куда-то или кого-то встретить, не сказав buon giorno (добрый день) или buоna sera (добрый вечер). А в ответ ты услышишь: Buona serata — ну уж такого чудесного вечера тебе пожелают! У людей это на уровне рефлекса. Я уж не говорю о слове ciao (привет, пока). Слово стало международным, оно не имеет ни социальных, ни возрастных границ. «Чао» может сказать ребенок старику, и наоборот.

Кстати, «старик» — это я в хорошем смысле говорю. В итальянском «старик» — это оскорбление, вместо этого там «люди осеннего возраста». А я вот сейчас оформлял пенсию — так у нас «пенсия по старости». Приходит балерина 35 лет, и ей пишут: «Пенсия по старости». Ну это же элементарно заменить  на «пенсию по возрасту». Слово «старость» — отвратительное, очень травматичное, поэтому в цивилизованных странах его стараются всячески избегать.

— Это вы уже перешли к словам, которые не нравятся. Еще какие-то можете назвать?

— Когда я работал психиатром, всячески старался избегать слова «больной», потому что «больной» в русском языке несет уже другой смысл: это уже не просто человек, болеющий какой-то болезнью, — больным называет человека обыватель, и это значит «сумасшедший», «не такой», что тоже оскорбительно. Это слово легко заменить на слово «пациент». Сейчас в психиатрии стараются избегать слова «душевнобольные» — заменяют его на «другие». Кстати, называть, например, синдром Дауна болезнью неправильно даже с точки зрения медицинской философии: болезнь — это то, что развивается, а то, что уже произошло, человек родился с какой-то патологией, — это не болезнь. И слово «инвалид» тут довольно трудно применить: человек просто другой.

Ты же мужик! Че ты будешь «здравствуйте—до свидания, спасибо—пожалуйста»? Это же ниже твоего достоинства

Я уж не говорю о таких общих местах, как слова-паразиты. Отвратительно слово «блин» — я всячески пытаюсь своему десятилетнему внуку это внушить. Понятно, что оно заменитель ненормативного слова по двум начальным буквам, но мне ненормативная лексика гораздо ближе, чем слова-заменители. Просто надо понимать, где ты ее применяешь. В мужской компании филологов и лингвистов ее довольно много и в виртуозном исполнении. Но если так говорит подросток, это значит, что у него просто маленький словарный запас. Или взять слово «короче», которое тоже любят подростки. Я говорю им: почему вы все время говорите «короче»? У вас и так словарный запас маленький, речь коротка, и если вы вставляете «короче», она становится длиннее просто по количеству знаков.

— Возвращаясь к разговору о вежливых словах, чем вы можете объяснить, что они не приживаются?

— Я думаю, это какие-то комплексы. Вот еще одна история: в Италии я бываю на острове Искья, там сейчас много русскоязычных граждан, и был один господин, который, видимо, очень хотел казаться иностранцем. Как-то утром мы встретились с ним на алее один на один, и я ему громко сказал: «Здравствуйте!» А он мне: Guten Morgen. Я просто растерялся. Он продемонстрировал, что он идиот. По-другому я не могу его назвать.

Думаю, это от какой-то зажатости. Для русского зайти в магазин за границей, скажем в той же Италии, и не сказать buon giorno — это запросто. Выучить слова «здравствуйте», «до свидания», «спасибо» и «пожалуйста» в стране, в которую ты попадаешь, — это первое, что нужно сделать: без них ты не сможешь обойтись. Но нет, человек просто заходит и начинает смотреть вещи. Ему продавщица говорит: Buon giorno. Он косится на нее, головой кивает и потом выдавливает улыбку: «Здравствуйте».

— Сейчас в России в магазинах все-таки тоже стали здороваться.

— Смотря в каких магазинах. И все равно служащие здороваются первыми. Вы подходите к кассе, и вам говорят: «Здравствуйте».

— То есть вы не считаете, что ситуация улучшается?

— Смотря в каких местах и смотря в каких социальных группах. Мне кажется, что есть социальные группы, где считают, что вежливость мужчине ни к чему и если ты, типа, конкретно настоящий мужик, че ты будешь здороваться первым? Ты же мужик! Че ты будешь  «здравствуйте—до свидания, спасибо—пожалуйста»? Ты приехал из великой страны, ты входишь в магазин, какая-то девка там стоит — че ты ей будешь говорить buon giorno?! Это же ниже твоего достоинства. Пускай она говорит! Я думаю, это из блатного мира приходит. Вы можете себе представить, чтобы уголовники говорили друг другу «добрый день», «как у вас дела»? Нет, это суровые мужчины, и у них свой стиль общения. Мне кажется, многие молодые взяли это оттуда. Эта культура очень заразительна.

Я переживал из-за своих ошибок, пока мой друг Лев Семенович Рубинштейн не сказал мне: не думай вообще на эту тему, абсолютно грамотных людей не существует

— Вы обращаете внимание на ошибки в чужой речи? Поправляете тех, кто говорит или пишет неграмотно?

— Да, детей поправляю. Взрослым не говорю: мне неудобно ставить их в неловкое положение. И потом, я так могу сказать только близкому человеку, а у меня такой круг друзей, что они неправильно не говорят. А если человек делает много ошибок, значит, это уже немного другой круг. Я туда не лезу, пусть человек говорит, как говорит. Я не могу исправить таксиста, например.

Я вообще в этом смысле странный экземпляр, потому что я, с одной стороны, большой любитель русского языка, работаю с ним, у меня огромное количество словарей. Все 30 тыс. карикатур, которые я нарисовал, так или иначе связаны с языком, потому что все персонажи говорят. С другой стороны, я не врожденно грамотный. Я переживал из-за своих ошибок, пока мой друг Лев Семенович Рубинштейн не сказал мне: не думай вообще на эту тему, абсолютно грамотных людей не существует, делаешь ошибки и делай, дело корректора их исправить. Хотя однажды после колонки в «Известиях» читатель написал мне письмо, что он меня любил и всегда читал, но после того,  как я написал «одевать» вместо «надевать», читать меня не будет: я для него теперь просто исчез. Но я знаю правило, меня не раз исправляли еще на телевидении, и я вбил себе в голову, что «одевают Надежду, а надевают одежду», и у меня в тексте это было умышленно использовано, потому что так говорил персонаж, и фраза в тексте была закавычена. Я ужасно расстроился, а потом Марина Королева (ведущая радиостанции «Эхо Москвы». — «МН») мне рассказала, что есть такие люди, которые везде вылавливают ошибки и тыкают всех в них носом. Для них есть даже какой-то термин.

— Граммар-наци.

— Да! У психиатров это называется «сверхценное отношение к чему-то». Это не болезнь, это норма, но в каких-то случаях оно может вытеснить все остальное и перейти в паранойю.

— За время существования нашего проекта мы выяснили, что «одеть-надеть», «кофе» среднего рода и «звОнит» входят в дежурный набор ошибок, на которые обращают внимание все.

— Ну «звОнит» для меня действительно невозможно.

— А еще что-то раздражает?

— Раздражают скорее обороты. Всякий канцелярит и депутатские выступления ужасно режут слух бессмысленностью, повторами, словом «озвучить». Я не знаю, каким образом это слово появилось, но удивительно, что его употребляют и журналисты. Ведь озвучивают роль. Ты сидишь за кадром, что ли? Как это слово шагнуло из кинематографа? Как можно сказать «он озвучил закон»? Он его прочел, он рассказал об этом законе, он сделал доклад, выступил с сообщением — куча же вариантов! Но «озвучил»! Бред какой-то!

Слух часто режут не слова, а интонации — какой-то говорок, что-то полублатное, пацанское, со словами «вот это вот», «это самое», «ты че ваще»

— Вы делите людей на чужих и своих по тому, как они говорят?

— Наверное, делю. Но до какой степени? Я много путешествую, и по нашей стране в том числе, и простые люди (в хорошем смысле этого слова, простых людей не бывает, это всего лишь такой оборот), например в Воронежской области, говорят на каком-то совсем удивительном, в основном неправильном русском языке, но таком безумно красивом, что слушаешь его с удовольствием. Это часть культуры, которую нужно изучать.

Слух часто режут не слова, а интонации — какой-то говорок, что-то полублатное, пацанское, со словами «вот это вот», «это самое», «ты че ваще». Пожалуй, вот это больше всего раздражает.

— Сейчас, чтобы объяснить, о каких людях вы говорите, вам пришлось сказать «простые люди в хорошем смысле слова». Для описания каких еще явлений в русском языке, на ваш взгляд, не хватает слов, поэтому и приходится применять длинные обороты и уточнять, что «я ничего плохого не хотел сказать»?

— Я часто извиняюсь, когда говорю «провинция». Говорю, что ничего плохого не имею в виду, просто есть столичные города, а есть провинция. «Почему вы нас обижаете, Андрей Георгиевич, мы что, провинциалы?» — спрашивают меня. Слово «провинциал» очень красивое, я не вижу в нем ничего плохого, но приходится извиняться, потому что у нас в стране очень многие, как выяснилось в последнее время благодаря интернету, оказались, как это называется в психиатрии, очень сензитивными, то есть чувствительными, легкоранимыми, с большим количеством комплексов: комплекс провинциала, комплекс простого человека.

Мне, человеку, являющемуся наполовину евреем, а наполовину русским, очень не нравится слово «полукровка». Я впервые услышал его в школе, и меня оно очень обидело.

Невозможно читать и понимать Пушкина, например, если не влезть в Даля или в мифологический словарь или не обратиться к Лотману

Со словом «русский» тоже очень трудно, потому что люди недалекие слышат в этом только национальность. А понятно, что за границей любой человек, говорящий на русском языке, для иностранца — русский. Даже евреи, живущие в Израиле, но говорящие на русском языке, — русские. Как здесь писать? Ничего подобрать невозможно. Написать «россияне»? Но никто так не говорит.

— Кажется, вы первый наш собеседник, который упомянул работу со словарями. Откуда у вас эта привычка?

— В моей семье в мою бытность ребенком было много словарей: папа их очень любил, и у нас была хорошая библиотека. Несмотря на то что потом появились интернет и справочные сайты, к словарям у меня до сих пор трепетное отношение. Справочной литературы у меня вообще много — все последние издания фразеологических словарей, словари ударений, экономических терминов, нового русского языка, конечно, орфографические словари, энциклопедии всякие. Мне просто интересно. Я часто влезаю в словари. Невозможно читать и понимать Пушкина, например, если не влезть в Даля или в мифологический словарь или не обратиться к Лотману.

— Если бы это было в вашей власти, какие слова вы бы изъяли из русского языка?

— Думаю, что никакие не изымал бы.

— А наоборот, что-нибудь предписать? Например, законодательно обязать всех друг с другом здороваться?

— Нет, законов, связанных с языком, я бы не издавал. Как он развивается, так пускай и развивается. Это дело воспитания, культуры, чтения, «семьи и школы» (воспроизводит жест «кавычки» и уточняет: «Мне, кстати, очень нравится этот жест». — «МН»). Язык — это индивидуальность человека. Иногда бывают симпатичными даже слова-паразиты. В каких-то устойчивых оборотах, принадлежащих только этому человеку, бывают заложены его харизма и обаяние. Я помню, что в студенческие годы был знаком с парнем, который все время говорил слово «фишка», оно тогда только появилось. И он так заразительно это делал, что от него слово подхватили все, и я не вижу в этом ничего плохого. Это и есть личность и индивидуальность.

ТЕГИ: русский язык, слово и антислово