Тамбовская Вандея (обзор)
Вот и раскрыл Случай и История еще одну частичку Правды о зверствах красных палачей, — отцов и дедов безродного племени всех этих Грызловых, Путиных, Патрушевых… Моральных уродов, появившихся на свет на исторической свалке, в которую убийцы превратили некогда могучую и прекрасную страну. Перекрасившихся комуняк, проходимцев всех мастей в одночасье уверовавших в Бога, и до сегодняшнего дня грабящих свой народ и ведущих с ним нескончаемые войны…
Началась эта почти детективная история в 1982 году, когда тамбовский краевед Борис Сенников, разгребая песок в алтаре Зимней церкви Казанского монастыря в Тамбове, наткнулся на документы ЧК по истории Тамбовского восстания и коллективизации этого региона. С 1920-х годов в этой церкви находился архив тамбовского губернского военного комиссара, а в самом монастыре — тамбовская ЧК.
В 1933 году местными властями было принято решение о полном уничтожении компрометирующих преступную советскую власть документов, — их предстояло сжечь. Но при сжигании бумаг возник пожар, и остатки документов были залиты водой и засыпаны песком. Скоро, преступники о них и вовсе забыли.
А через пятьдесят лет, в 1982 году архив переехал на новое место и церковь оказалась заброшенной. Документы же продолжали лежать под слоем песка и полувекового мусора ожидая своего часа. Некоторые были в довольно хорошем состоянии, другие — подпорчены водой.
На нашедшего бумаги Сенникова Тамбовским отделом КГБ СССР тут же было заведено уголовное дело… Но второй раз чекистам не удалось уничтожить свидетельство собственных преступлений. Борис Сенников оказался крепким орешком, на котором КГБ сломало еще один свой ядовитый зуб.
И вот, в 2004 году, в издательстве «Посев» вышел сборник Б.В.Сенникова «Тамбовское восстание 1918–1921 гг. и раскрестьянивание России 1929–1933 гг.» в котором помимо документов губвоенкома периода подавления восстания (включая документы 1919 года, касающиеся знаменитого рейда генерала К.К. Мамонтова), опубликованы и сохранившиеся документы о репрессированных в 1920–1930 гг. Приказы командования Красной армии периода подавления восстания, переписка с Москвой, доклады об использовании химического оружия против крестьян, документы Союза трудового крестьянства и другие свидетельства преступлений красных комуняк и верного их пса — Тамбовской ЧК.
Огромная цифра потерь населения только одной российской губернии (240 тысяч человек) красноречиво свидетельствует о том, что на Тамбовщине уже после окончания гражданской войны между белыми и красными разыгралась новая гражданская война. На этот раз истинно народная — между крестьянами и чекистской падалью.
Война после войны
В 2004 г. в издательстве «Посев» в серии «Библиотечка россиеведения» вышла монография Б.В. Сенникова, посвященная Тамбовскому восстанию (1918–1921 гг.) и коллективизации (1929–1933 гг.). Несомненной заслугой и гражданским подвигом автора стало то, что он, несмотря ни на какие препятствия, вплоть до угрозы физической расправы, осуществил свою давнюю мечту — написал и издал достоверную книгу об одном из самых крупных народных антибольшевистских вооруженных выступлений и одном из самых значительных преступлений большевиков против народа.
А началась эта почти детективная история в 1982 г., когда Сенников, разгребая песок в алтаре Зимней церкви Казанского монастыря, расположенного в Тамбове, случайно наткнулся на документы по истории Тамбовского восстания и коллективизации этого региона. С 1920-х в этой церкви находился архив тамбовского губернского военного комиссара, а в самом монастыре — тамбовская ЧК.
В 1933 г. местными властями было принято решение об уничтожении компрометирующих их документов, их предстояло сжечь. Однако при сжигании возник пожар, и остатки документов были залиты водой и засыпаны слоем песка. О них, к счастью, забыли.
В 1982 г. архив переехал на новое место и церковь оказалась заброшенной, а документы остались лежать под слоем песка и полувекового мусора. Некоторые были в довольно хорошем состоянии, другие — подпорчены водой.
Помимо документов губвоенкома периода подавления восстания, здесь есть приказы командования РККА, переписка с Москвой, доклады об использовании химического оружия против повстанцев, документы Союза трудового крестьянства. Сохранились документальные материалы о репрессированных гражданах Тамбовской губернии в 1920-е — 1930-е. Именно эти уникальные материалы и послужили источниковой базой монографии.
Первая часть книги, посвященная 1918–1921 гг., содержит факты, которые либо искажались, либо замалчивались во всей предшествующей отечественной историографии. Так, на основе широкой источниковой базы, автор доказал, что ярлык, приклеенный большевиками еще в годы гражданской войны этому народному восстанию — «Антоновщина», не соответствует исторической правде.
Бывший эсер, начальник уездной милиции города Кирсанова Тамбовской губернии А.С. Антонов никогда не стоял во главе восстания, хотя и был в нем весьма заметной фигурой, — занимал пост начальника главного оперативного штаба 2-й повстанческой армии. Подлинным же руководителем восстания, как убедительно показал автор, был тамбовский крестьянин, участник I мировой войны, полный Георгиевский кавалер, поручик П. М. Токмаков. Восстание возглавлял Союз трудового крестьянства, председателем которого был избран Токмаков, одновременно занимавший и пост главнокомандующего Объединенной (Единой) партизанской армии Тамбовского края, в которую входили три повстанческие армии. Кроме того, в его подчинении находились все территориальные силы самообороны, внутренняя охрана и народная милиция.
Автор тщательно проанализировал национальный и социальный состав большевицких «летучих отрядов», грабивших и расстреливающих тамбовских крестьян весной 1918 г. Как показал автор, одну половину «летучек» составляли так называемые «интернационалисты» (бывшие военнопленные вражеских армий — немцы, австрийцы, венгры, иногда даже турки, а также китайцы, большое количество которых работало в России по контракту в годы I мировой войны). В период гражданской войны весь вышеперечисленный иностранный контингент большевицкая пропаганда относила к латышам, или точнее — к «красным латышским стрелкам». Делалось это умышленно, чтобы скрыть подлинный состав «интернационалистов»: латыши были все же бывшими российскими подданными, все остальные — просто иностранными наемниками.
«Летучки» пополнялись также местными люмпенами, большей частью выпущенными из тюрем после февральской революции. Во главе отрядов стояли «пламенные большевики», такие как «Красная Соня» (С.Н. Гельберг). Ее называли также «Кровавой Соней». Оба этих прозвища она вполне заслужила, так как любила собственноручно расстреливать захваченных в плен офицеров, священников, гимназистов и прочих «врагов народа» на глазах их родных. Конец этой «летучки» был вполне закономерен — отряд был разбит восставшими крестьянами, а Гельберг взята в плен и по приговору нескольких волостей посажена на кол. Невольно задаешься вопросом: «Как же надо было «достать» народ, чтобы он решился на такой средневековый вид казни?»
Не менее сильное впечатление производит рассказ автора о зверском убийстве «установителями советской власти» деда героев Советского Союза Зои и Александра Космодемьянских — бывшего в 1918 г. священником. «Они вывели его из дома во двор, за бороду, — пишет автор, — и там, повалив на землю, остервенело стали бить его ногами… и затоптали до смерти старого священника.
Особое место в монографии занимает описание рейда генерала К.К. Мамантова по советским тылам в 1919 г. Автор опровергает советский мифы о том, что рабочие Тамбова «дружно встали на борьбу с белогвардейщиной» и что казаки — участники рейда Мамантова — якобы повсеместно грабили местное население и обоз с награбленным добром растянулся на 150 км. В действительности рабочие вагоноремонтных мастерских при въезде в город Мамантова встретили его хлебом-солью. А после выступления генерала в клубе железнодорожников перед рабочими, железнодорожниками, гимназистами и другой молодежью города, многочисленные добровольцы сразу же стали записываться в народную дружину, примкнув таким образом к Белому движению.
Что же касается грабежей, то, как пишет автор, «горожане при коммунистах перебивались с хлеба на воду и голодали, а продовольствие в огромных количествах лежало на складах. Помня встречу, оказанную тамбовцами казакам, генерал Мамантов распорядился все продовольствие раздать народу».
Весьма тщательно и подробно рассказывает автор о «войне после войны» на Тамбовщине. В то время как Белое движение пошло на убыль, в этой губернии начала разворачиваться новая крупномасштабная война, продолжавшаяся с лета 1920 г. до осени 1921 г. Мощное народное движение зародилось еще в начале 1918 г. и никогда не прекращалось, достигнув апогея к лету 1920 г.
Сопротивление большевикам со стороны тамбовских крестьян было настолько сильным и организованным, что его не смогли сломить ни численно превосходящие и хорошо вооруженные силы Красной армии, ни введенный на территории губернии институт заложников, ни массовые аресты и расстрелы, ни даже применение против повстанцев боевых отравляющих веществ.
Автор приводит полный текст приказа от 12 июня 1921 г. о применении против бойцов повстанческих армий ядовитых газов, подписанного командующим войсками Тамбовской губернии М.Н. Тухачевским и начальником штаба войск Тамбовской губернии Н.Е. Какуриным. Этот уникальный документ также был найден Сенниковым в 1982 г. в алтаре церкви Казанского монастыря.
Раздел о Тамбовском восстании завершает информация о расправе «компетентных органов» над повстанцами и мирным населением. И здесь под преступными приказами мелькают знакомые фамилии — М.Н. Тухачевский, В.А. Антонов-Овсеенко.
Вторая часть книги посвящена коллективизации или, как верно выразился автор, — раскрестьяниванию России. Основа текста — «недогоревшие» архивные документы и записанные Сенниковым рассказы очевидцев.
Книга имеет два приложения. В первом приводится список «Места захоронений и массовых казней в Тамбовской области», составленный исполнительным секретарем Тамбовского общества «Мемориал» В.П. Середой. В списке содержится указание на 15 таких мест, кроме того, — отмечает Середа, — «практически в каждом селе, районе, охваченном крестьянским восстанием, есть массовые захоронения повстанцев, членов их семей, заложников».
Приложение содержит составленные автором краткие биографии лиц, упомянутых в книге. Здесь содержится немало новых, а также уточненных данных о некоторых участниках Тамбовского восстания.
Второе приложение — работа С.С. Балмасова «Итоги подавления Тамбовского восстания по официальной статистике». На основе привлечения широкого круга статистических материалов исследователь пришел к убедительному выводу, что «по самым осторожным подсчетам, потери населения Тамбовской губернии в 1920–1922 гг. составили около 240 тыс. человек».
В заключение отметим, что эта огромная цифра потерь населения только одной губернии красноречиво свидетельствует о том, что на Тамбовщине уже после окончания гражданской войны между белыми и красными разыгралась новая гражданская война.
С. Н. Базанов, историк
Москва
*******************
Тамбовская Вандея (выдержки из книги)
Повстанческие же армии не могли располагать даже и десятой долей этих сил, но они достойно встретили всю эту армаду Тухачевского и вступили с нею в бой, понимая, что лучше умереть в бою, чем жить под большевиками и терпеть. Партизаны и весь народ Тамбовской губернии произвели большое впечатление на красных своею самоотдачей и стойкостью в бою, а также бесстрашием, повергнув в изумление красных, которые говорили про них: «Они не щадят себя в бою, а также и своих детей и жен, смело бросаясь на пулеметы, как волки». Именно тогда и пошло гулять это выражение по всей стране «тамбовский волк». В бой вступил весь народ Тамбовской губернии — от мала до велика. Все взрослое население и даже дети, женщины и старики.
Повсюду полыхали деревни и села, дым пожарищ стелился по всей Тамбовской губернии, но «Тамбовская Вандея» стояла, не уступая вооруженному до зубов врагу. Если сегодня взять старую дореволюционную карту Тамбовской губернии, то вы увидите, сколько тогда с ее лица исчезло деревень и сел, смешанных с землей артогнем и сожженных карателями. Сегодня об этих населенных пунктах даже не сохранилось и памяти, все их население было уничтожено. Большевицкие газеты взахлеб от удовольствия и восторга печатали тогда списки сожженных и уничтоженных русских сел и деревень, которые они называли «бандитскими». Однако тамбовские крестьяне стояли насмерть, нанося своему врагу большой урон. Сроки, намеченные Москвой для полного подавления восстания, трещали по швам и становилось ясно, что они нереальны. Вся эта огромная машина вторжения начала буксовать. Громадная армия самозванцев начинает растворяться в почти что четырехмиллионном враждебном ей населении Тамбовской губернии, которое оказывает оккупации активное сопротивление.
Тухачевский прилагает все усилия, чтобы одержать победу над населением русских деревень. Позже, будучи уже маршалом Советского Союза, он напишет:
«Красной армии, встречающей в районах, зараженных бандитизмом, поголовное недоброжелательство крестьянства, не могущей организовать хорошей разведки и прочее, задача искоренения бандитизма непосильна без соответствующей работы по советизации крестьянского повстанчества…».
Затем добавит еще:
«В районах прочно вкоренившегося восстания приходится вести не бои и операции, а, пожалуй, целую войну, которая должна закончиться прочной оккупацией восставшего района, насадить в нем разрушенные органы советской власти и ликвидировать самую возможность формирования населением бандитских отрядов. Словом, борьбу приходится вести, в основном, не с бандами, а со всем местным населением. Советской власти в деревне не существовало, — и в сознании крестьянства господствовала прежняя мысль о необходимости борьбы с советской властью, борясь с продразверсткой».
В конце концов Тухачевскому ничего не оставалось, как применить против крестьян удушливые газы — средство массового уничтожения людей. Применить их не на каком-либо из фронтов в войне против немцев или австрийцев, а вместе с ними против русского народа в центральной России. После согласования с Москвой, с Главкомом РККА, в Совнаркоме, Реввоенсовете и ВЦИК он от всех них получил добро, и даже согласие ЦК РКП(б). После чего им издается приказ, обрекающий народно-крестьянское восстание на поражение.
ПРИКАЗ
Командующего войсками Тамбовской губернии N 0116/оперативно-секретный
г. Тамбов 12 июня 1921 г.
Остатки разбитых банд и отдельные бандиты, сбежавшие из деревень, где восстановлена Советская власть, собираются в лесах и оттуда производят набеги на мирных жителей.
Для немедленной очистки лесов
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось.
2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов.
3. Начальникам боевых участков настойчиво и энергично выполнять настоящий приказ.
4. О принятых мерах донести.
Начальник штаба войск Генштаба Какурин
Хорошо понимая, что победу над тамбовскими крестьянами будет одержать трудно, а затяжные боевые действия могли привести к разложению воинских частей РККА, из-за непопулярности войны против своего народа, коммунисты решили, что с восстанием надо как можно скорее кончать. А для этого у них есть единственный выход — применить оружие массового уничтожения, против которого у крестьян нет никаких средств защиты. Тухачевский спешил использовать его скорее и одновременно на всех боеучастках губернии. Газы должны были использоваться в местах наиболее интенсивного сопротивления повстанцев, а также в лесных массивах, куда доступ войск был наиболее затруднен. В лесных массивах находилось особенно большое сосредоточение партизан и, так как против них нельзя было применить многих видов оружия, их оттуда надо было выкурить на открытую местность, где можно применить авиацию, бронетехнику, кавалерию и автомобильные части — этого всего у партизан не было. Уже первые применения газов показали, что, не имея средств защиты, крестьяне, до сего времени не знавшие этого вида оружия, испытывают перед ним панический страх, так как оно действовало в основном на психику. Вот один из этих приказов по 6-му боеучастку. Этот район был особенно отмечен стойким сопротивлением партизан.
Совершенно секретно
Копия Тамбовскому губвоенкому
ПРИКАЗ
войскам 6-го боевого участка Тамбовской губернии N 43
28 июня 1921 г. с. Инжавино
Для сведения и руководства объявляю краткие указания о применении химических снарядов.
1. Химические снаряды применяются в тех случаях, когда газобаллонный выпуск невозможен по метеорологическим или топографическим условиям, например, при полном отсутствии или слабом ветре и если противник засел в лесах в местах, труднодоступных для газов.
2. Химические снаряды разделяются на 2 типа: удушающие и отравляющие.
3. Быстродействующие снаряды употребляются для немедленного воздействия на противника, испаряются через 5 минут.
Медленно действующие употребляются для создания непроходимой зоны, для устранения возможности отступления противника, испаряются через 15 минут.
4. Для действительной стрельбы необходим твердый грунт, так как снаряды, попадая в мягкую почву, не разрываются и никакого действия не производят. Местность для применения лучше закрытая, поросшая негустым лесом. При сильном ветре, а также в жаркую погоду стрельба становится недействительной.
5. Стрельбу желательно вести ночью. Одиночных выстрелов делать не стоит, так как не создается газовой атмосферы.
6. Стрельба должна вестись настойчиво и большим количеством снарядов (всех батарей). Общая скорость стрельбы не менее трех выстрелов в минуту на орудие. Сфера действия снаряда — 20–25 квадратных шагов. Стрельбу нельзя вести при частом дожде и в случае, если до противника не более 300–400 шагов и ветер в нашу сторону.
7. Весь личный состав батарей должен быть снабжен противогазами.
Инспектор артиллерии С. Косинов
Начальник 6-го боевого участка Павлов
Из этих всех документов видно, что химическое оружие применялось постоянно, начиная с конца июня 1921 года и, по всей видимости, вплоть до осени 1921 года. Бои между партизанами СТК и властью коммунистов носили ожесточенный характер. Партизаны не давали отдыха своим врагам, нанося им большой урон, днем и ночью. Над очагами сопротивления, как вороны, кружили аэропланы Тухачевского, сбрасывая не только бомбы, но и листовки, предлагая сдаваться в плен. Но это только придавало ярости повстанцам, и они сражались с удвоенной силой. За одну только операцию по подавлению крестьянского восстания в Тамбовской губернии большевики выдали, как позже выяснилось, больше орденов Красного Знамени, чем за всю гражданскую войну, один только бронеотряд, в основном состоящий из мадьяр, австрийцев и немцев, их получил 58 штук. Число своих войск коммунисты довели здесь до размеров всей белой армии генерала А.И. Деникина — и все это только на одну губернию России. В советских газетах сплошь и рядом красовались такие заголовки, как: «Губерния объявлена на положении Кронштадта!», «Мы уничтожаем семьи бандитов — они должны отвечать за них» и т.д. «Травить их удушливым и отравляющим газом!» — так тогда писала тамбовская коммунистическая пресса. Полномочная комиссия ВЦИК РСФСР издала свое знаменитое постановление за N 130, в котором предписывала убивать население восставшей губернии, а семьи без всяких скидок на любой возраст направлять в концлагеря, что, по сути, являлось также уничтожением. Рекомендовалось брать заложников, а потом расстреливать и их, то есть людей, которые даже не принимали участие в восстании. Перед расстрелом их заставляли расписываться каждого в списках против своей фамилии. Вот один из приказов Тухачевского о заложниках:
ПРИКАЗ
Командующего войсками Тамбовской губернии
Поезд командующего
7 июля 1921 г.
Разгромленные банды прячутся в лесах и вымещают свою бессильную злобу на местном населении, сжигая мосты и прочее народное достояние.
В целях сохранения мостов Полномочная Комиссия ВЦИК приказывает:
Первое: немедленно взять из населения деревень, вблизи которых расположены важнейшие мосты, не менее 5 заложников, коих в случае порчи моста надлежит немедленно расстреливать.
Второе: местным жителям организовать под руководством ревкомов оборону мостов от нападений бандитов, а также вменить в обязанность исправление разрушенных мостов не позднее, чем в 24-х часовой срок.
Третье: настоящий приказ широко распространять по всем деревням среди населения.
Командующий войсками Тухачевский
**************
Кто здесь жил?
Многие русские села Тамбовщины были вообще стерты с лица земли. И даже не у кого было спросить: «Кто здесь жил?» Нет села и нет людей, которые когда-то здесь жили.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
N 116 от 23 июня 1921 г.
В намеченные особо опасные бандитские районы Тамбовской губернии, куда выезжает представительство политкомиссии и особого отдела. Вместе с воинскими частями, предназначенными для зачистки (интернационалисты), по прибытии на место вся данная волость оцепляется войсками и в ней вводится осадное положение. Берутся заложники из числа наиболее видных людей (священники, учителя, фельдшеры и т.д.). Затем собирается волостной сход, на котором зачитываются приказы за NN 130 и 171, а также приговор этой волости. Всем ее жителям дается два часа на выдачу оружия с скрывающихся бандитов и их семей. Все население волости ставится в известность, что в случае отказа в выдаче все заложники будут расстреляны. Если через два часа не будет выдано оружие и все те, о ком идет речь, то опять, повторно собирается сход и на глазах его участников производится расстрел заложников. И все начинается с начала и так до тех пор, пока не будут выданы все, о ком идет речь. Все оставшиеся пропускаются через опросные комиссии, за отказ дать ей сведения — расстрел на месте. В это время всякий въезд и выезд в волости запрещен.
Председатель полномочной комиссии ВЦИК РСФСР
В.А. Антонов-Овсеенко
Командующий войсками Тамбовской губернии
М.Н. Тухачевский
ПРИКАЗ
Полномочной комиссии ВЦИК N 171
1. Всякого, кто отказывается называть свое имя, расстреливать на месте.
2. Семьи, в которых может быть спрятано оружие, властью уполномоченного объявлять заложниками и расстреливать на месте.
3. В случае нахождения оружия расстреливать всех на месте.
4. Семья, в доме которой укрывается бандит, вся поголовно подлежит аресту, а имущество их конфискуется. Старший работник в семье расстреливается на месте, а семья высылается.
5. Всякая семья, укрывавшая членов семьи или имущество «бандитов», рассматривается сама как «бандитская». Старший работник в этой семье расстреливается на месте.
6. Крестьянам, указавшим семью, в которой укрывали «бандита» переходит все имущество этой семьи, а эта семья арестовывается и подлежит высылке. Старший работник этой семьи расстреливается на месте.
7. В случае бегства семьи «бандита» ей объявляется розыск, а имущество распределяется среди верных советской власти крестьян.
Оба этих приказа приводить в жизнь беспощадно.
Шли годы, и все советские архивы каждый год подвергались чистке, из них изымалось все, что проливало свет на преступления коммунистов против русского народа. Коммунисты уже однажды были научены горьким опытом, когда архивы ЧК попали в руки деникинской контрразведки и была создана специальная комиссия по злодеяниям ЧК. Эта комиссия опубликовала за границей все попавшие в ее руки документы ЧК, и мир содрогнулся от ужаса. Тамбовский архив, как и все остальные, также был подвергнут тотальным чисткам. А сколько было всего того, что никогда не отражалось ни в каких документах? Вот как об этом говорил один из тамбовских чекистов, некто Гольдин: «Для расстрела нам не надо никаких доказательств и допросов, а также подозрений и уж конечно никому не нужного, глупого делопроизводства. Мы находим нужным расстреливать и расстреливаем». Вот и все. Чего еще проще. Нет человека и нет проблем.
Два больших концентрационных лагеря во время зачистки были организованы коммунистами в самом губернском центре — Тамбове. Один был стационарный, по соседству с тюрьмой, там, где сегодня находится исправительно-трудовая колония (так как свято место пусто не бывает), а другой на противоположном берегу Цны, напротив Казанского монастыря, где в то время размещалась Тамбовская губернская ЧК. Оба этих лагеря, как и все в губернии, были организованы по приказу будущего маршала Советского Союза. В первом стационарном концентрационном лагере была в свое время жена партизанского главкома Токмакова — Анастасия Дриго-Дригина. Второй лагерь носил название полевого, потому что все узники его сидели на большом заливном лугу, не имея над собой никакой крыши. Крышей лагеря было само небо, и оттуда светило солнце и лили дожди. Со всего Тамбовского уезда в эти лагеря везли беспрерывно детей, стариков и женщин, и это все были семьи участников сопротивления. Оба этих лагеря охранялись наемниками китайцами, латышами и мадьярами, которых коммунисты считали полезной охраной из-за того, что они почти не знали русского языка и были абсолютно несговорчивой охраной. Смерть от голода не покидала этих мест. Заключенных кормили сыро-гнилой картошкой, свеклой и другими сырыми овощами. Всех детей у матерей изымали и они находились в разных лагерях, оставляли матерям только грудных младенцев, которые первыми умирали, так как у голодных матерей пропадало молоко. Вскоре второй полевой лагерь разбух от заключенных в него людей и чекистам пришлось открыть его филиал в самой черте города, неподалеку от ГубЧК на нынешней Кронштадской площади, где когда-то находилось старинное казачье кладбище.
Эта площадь тогда называлась Покровской, по имени находящихся на ней двух храмов Святого Покрова, один из них был разрушен коммунистами перед II мировой войной, а старый казачий стоит и по сей день. Во время основания крепости Тамбов здесь находилась Покровская казачья слобода и казаки несли караульную службу по Татарскому валу, охраняя крепость Тамбов на ближайших к нему подступах от набегов кочевников с Дикого поля. Во времена императрицы Екатерины II всех казаков с Покровской слободы перевели на новые рубежи Российской империи, на Кубань и Терек. А казачье кладбище было закрыто по указу Сената от 1771 года и прекратило захоронения в 1880 году, постепенно превратясь в площадь.
Вот на этой площади коммунисты и решили основать филиал второго полевого лагеря. Площадь обставили по периметру крестьянскими телегами и подводами. На балконе Духовной семинарии установили пулемет, а второй — на одной из двух церквей, таким образом и был готов филиал второго полевого концлагеря Тамбова. А затем пригнали со всего уезда детей, женщин и стариков. Режим филиала второго лагеря был ужасен ввиду того, что он находился в черте самого города, всякое передвижение по нему во весь рост было запрещено и китайцы и латыши стреляли на поражение во всякого, кто только вставал на ноги. Люди сидели плотно на его территории, как селедка в бочке. Отхожих мест не было и каждый из них оправлялся на том же месте, где сидел, зарывая в землю все испражнения. Латыши и китайцы привозили на подводах гнилые овощи и лопатой их разбрасывали в гущу сидящих людей. Доставалось тем, кто был с краю, а в глубине лагеря умирали беспомощные старики и больные. Трупы умерших вывозили не каждый день, и они разлагались на солнце, источая трупный запах. Обезумевшие от голода люди эти трупы ели. Некоторые вставали во весь рост, пытаясь попасть под пули охраны, но те скоро перестали по ним стрелять, так как поняли их намерение уйти из жизни. На место умерших пригоняли новых людей. Был неудавшийся побег детей школьного возраста, которых всех покосил пулемет с балкона Духовной семинарии. Первые жертвы — это старики и грудные младенцы, умершие от голода.
Одна старая женщина, еще недавно жившая в одном из близлежащих домов, который находился в десятке метров от периметра лагерного оцепления телег, и в то время еще бывшая девочкой, рассказала такую историю. В лагере была молодая крестьянка с грудным ребенком. Звали ее Паша, или Даша, она всегда находилась на одном месте и оставалась долго живой потому, что жители кидали ей вареную картошку в мундире, початок вареной кукурузы, иногда корку хлеба, стараясь ее поддержать. Но вскоре у нее умер младенец, и она сошла с ума. Она его баюкала на руках, кутая в теплый платок, как живого. Жители близлежащих домов жалели ее, говоря: «Умер ребенок, сама тронулась головой, а ребенка мертвого не бросает — мать». Прошла неделя, как у Даши умер ее младенец, и вот однажды кинули что-то поесть, она наклонилась, чтобы это поднять с земли, но у мертвого ее ребенка отвалился кусок мяса. Бедная мать схватила его и со слезами на глазах стала прикладывать его на место, а потом с криком кинулась бежать в середину лагеря, больше ее никто не видел, по всей видимости, там и умерла.
На Покровской площади — старом казачьем кладбище — скончалось за короткое время много народу. Среди лагерников вдобавок к голоду еще началась и какая-то эпидемия. Больше половины узников были дети. И санитарный врач Тамбова доктор Юстов сказал чекистам, что эпидемия может перекинуться и на город и ее жертвой могут быть и они. Лагерь вскоре был убран из города, но участь оставшихся еще в живых людей не изменилась, их просто перевели умирать в другое место. Многие тюрьмы соседних с Тамбовом городов были битком набиты семьями повстанцев. С десяток тысяч их полуживых удалось довести до Соловков, а потом их встречали на Урале в Вишерских лагерях смерти, пока они все не затерялись в лихоманке советских лагерей. Осенью 1921 года в Олонецкий край в северные лагеря людей везли раздетых и разутых. Часто они прибывали туда уже трупами, замерзнув в неотапливаемых вагонах. Эшелоны с ними везли на Кольский полуостров и Архангельскую губернию, куда они, как правило, уже не доезжали. Так что и там, в этих северных краях остаются лежать косточки тамбовских крестьян.
Господи, помяни их всех за их нечеловеческие муки…
**********************
«Красная Соня» и другие нелюди
События на Тамбовщине развивались, конечно, не везде одинаково, но однозначно народ хотел законной и твердой власти и не хотел признавать уголовников.
О следующем случае, который сохранила память, рассказали жители села Козловка. Туда пришел такой же «летучий отряд», в задачу которого входило установление советской власти и, как водится, ограбить сельские лавки и чайное заведение. Придя на место, коммунисты согнали всех к церкви на сход. Комиссар этого отряда в пенсне с черной бородкой, на вид добрый дядюшка, кряхтя влез на тачанку с пулеметом и обратился к собранным крестьянам с речью. Он сказал, что отныне у них теперь будет советская власть, от которой им ничего, кроме хорошего, не будет, а поэтому нужно будет им создать совет из местных жителей. Дальше он попросил, чтобы сход назвал ему всех уважаемых людей.
Крестьяне, переговорив между собой, решили так, что если в этом совете будут хорошие и всеми уважаемые люди, то пусть будет совет. И начали называть имена всех уважаемых людей.
Когда были названы все, комиссар ласковым голосом предложил всем названным выйти к тачанке. Когда вышли все, их сразу же взяли в кольцо китайцы и, щелкая затворами своих винтовок, стали оттеснять к церковной стене. Раздалась команда и прозвучал винтовочный залп. Среди народа раздался женский истошный вопль, а затем заголосили и все остальные женщины.
Мужики, шокированные произошедшим, не могли прийти в себя от такой подлости комиссара. Выходило, что они ему выдали на смерть всех, кого уважали.
Первыми на китайцев и остальных отрядников кинулись бабы, а потом опомнились и мужики, похватав оглобли и колья. Раздались беспорядочные выстрелы, но народ своей массой уже смял Красную гвардию. Комиссар кинулся к пулемету, но у того перекосило ленту.
Озверевший народ, отбирая у китайцев винтовки, забивал их оглоблями и колами, топча ногами под вой и крики. Было убито помимо расстрелянных несколько баб и один ребенок четырех лет.
Вскоре отряд весь был уничтожен озверевшей толпой, а комиссара чуть живого с выбитыми глазами мужики подтащили к козлам для распиловки дров и кинули на них. Держа голову и ноги комиссара, вопящего от боли, его распилили пилой-поперечкой живого пополам.
Как говорит русская пословица: «Что посеешь, то и пожнешь».
«Сегодня еще помнят во многих деревнях и селах «Красную Соню» (С.Н. Гельберг),
которая командовала «летучим отрядом», состоявшим из революционных матросов, анархистов и мадьяр.
«Красная Соня» начала действовать весной 1918 года. Приходя в деревню или село, она в первую очередь приступала к ликвидации всех вышеназванных лиц и создавала там советы в основном из пьяниц и люмпенов, ибо трудовые крестьяне туда входить не хотели.
«Красную Соню» еще звали «Кровавой Соней» — оба этих прозвища она вполне заслужила, так как любила собственноручно расстреливать офицеров, священников и гимназистов. Это она проделывала с огромным удовольствием.
«Красная Соня», по всей видимости, была не совсем психически нормальна, так как любила наслаждаться мучениями своих жертв, расстреливая их на глазах жен и детей, да еще всячески глумясь над своими жертвами.
Молва народа о ней разлеталась не в одном уезде, и люди, никогда не видевшие ее в глаза, хорошо знали о ней. После ее ухода из села созданные ею советы тут же сами разбегались, а она направлялась в новые места. Там она опять мучила и расстреливала людей.
Для крестьян все это было ново и не вызывало никакой радости. Так они воочию столкнулись с тем, как создавалась советская власть. И тамбовские крестьяне не хотели для себя такой власти. А коммунисты хотели подчинить их страхом и, запугав, склонить силой на свою сторону, дав понять, что с ними шутки плохи.
Однако скоро ужас от первых выступлений Сони и других ей подобных стал сменяться волей к сопротивлению. Многие крестьяне побывали на фронтах мировой войны и привезли с собою оружие. Там, где еще не побывали «летучие отряды» новой власти, крестьяне начали создавать самооборону. Они посменно стали дежурить на колокольнях церквей, откуда был хороший обзор близлежащей местности, и установили связь с соседними деревнями и селами, с которыми можно было объединиться и дать отпор этим наглым установителям новой власти.
При приближении к селу или деревне «летучего отряда» крестьяне оповещали колоколом свою деревню и посылали мальчишек в близлежащие деревни за подмогой, а сами занимали оборону. Прочно заняв позиции, они вступали в бой с «летучками» и ждали подмоги от соседей, которая обязательно подходила.
Так, ранней весной 1918 года, начиналась крестьянская война в Тамбовской губернии, которая продлилась более трех лет. Отряд «Красной Сони» вскоре был разбит и уничтожен крестьянами, а Соня была взята живой и невредимой, и по приговору нескольких сел посажена на кол, где ей пришлось умирать в течение трех дней.
Так жестокость порождала ответную жестокость.