Почему я не демократ

…Что же до демократии, то нельзя сказать, что я ее не люблю, я просто не знаю, что это такое. (Не любить можно демократов - как людей, пытающихся пудрить тебе мозги, убеждая в благости несуществующего явления.) В чем она заключается, объяснил бы кто. Пришел человек на выборы, проголосовал за президента или партию. В этом, что ли, и есть его “кратия”, это он так государством “управил”? Но править будет не он, а президент или партия. Интересно, много ли найдется людей, полагающих, что, голосуя, они действительно управляют государством? Может, за границей, где это внушают уже давно, чудаки и найдутся - только и они напрасно так считают. Какую-то роль в политике играет не демократия (которой не бывает), а представление о том, что она должна быть (хотя это оружие обоюдоострое). Демократия - фантом какой-то, неизвестное от неизвестного. “Власть народа”... но что такое “народ” - я тоже не знаю. Ну примем в рабочем порядке, что это - все или большинство населения. Предполагается, что демократ должен уважать его мнение. Я не уважаю и демократом себя не считаю…

Существо демократии остается непонятным. Может, недемократично избирать тех, кто уже стоит у власти или тех, за кого агитирует власть? Но где-нибудь в Алжире или Турции вопреки усилиям властей побеждает исламская оппозиция - и это тоже недемократично. Возможно, “подлинная демократия” не в том, чтобы избирали большинством, а в том, чтобы избирали демократов. Но тогда кто такие демократы - сторонники “демократических ценностей” (в которые уважение мнения большинства не входит) и “демократических” же свобод”? Против свобод ничего не имею. Но почему они “демократические”, коль скоро большинству населения вовсе не нужны? Свобода слова нужна только тем, кому есть, что сказать, свобода печати - тому, кто читает что-нибудь осмысленное, свобода собраний - тем немногим, кто имеет до этого время и охоту. Но это все - очень незначительные группы. Разобрались бы с терминологией, прежде чем навязывать “то, не знаю что”.

Против самого принципа “голосовательного” начала как одного из элементов процесса принятия решений едва ли можно возражать. Но таковое реально возможно и уместно, во-первых, только в весьма узком кругу (на уровне общины, бригады, отдела), а, во-вторых, при условии хотя бы примерного равенства участников. Когда собираются, например, уважающие друг друга и принятые в свое время по взаимному согласию члены какого-то клуба, совершенно нормально, чтобы они на равных решали голосованием вопросы клубной жизни. Нормально, когда рабочие избирают из своей среды бригадира (но не мастера и тем более не начальника участка - это за пределами их компетенции). Когда консилиум врачей принимает какое-то решение - это тоже нормально. Но санитаров на него не приглашают.

Представление о том, что управление государством есть дело, требующее по сравнению с любым другим, наименьшей квалификации и доступное “кухарке”, следует, конечно, признать вполне курьезным. Даже если не принимать во внимание интеллектуальные способности, для того, чтобы иметь какие бы то ни было собственные убеждения, надо как минимум, ознакомиться с довольно обширной информацией - как фактологического свойства, так и отражающей спектр возможных мнений. Простой человек никаких убеждений, кроме ему внушенных или чисто шкурных, в принципе иметь не может. На уровне государства демократия немыслима. Управляют им если и не самые квалифицированные, то, во всяком случае, достаточно дееспособные представители общества. “Демократия” в смысле коллективного решения на практике всегда оказывается возможна лишь как демократия действительно равных (хотя бы относительно равных) - не по закону или по измышленному “естественному праву”, а по реальному весу в обществе.

Все известные в истории “демократические” модели, предполагавшие реальное значение голосования, на практике всегда означали волеизъявление лишь нескольких процентов от численности населения. Различного рода цензы четко ограничивали круг лиц, способных “волеизъявляться” сколько-нибудь осознанно, чье мнение могло приниматься во внимание. Если же и когда круг лиц, формально имеющих право голоса, переставал совпадать с кругом “реальных” граждан, такие системы терпели крах. При всяком же расширении круга голосующих за пределы нескольких процентов тех, чье мнение действительно могло что-то значить, пропорционально уменьшалось и реальное значение голосования, пока с введением всеобщего избирательного права не превратилось в полную фикцию - принятое модное оформление власти тех или иных кланов и группировок.

Демократический подход исходит из заведомо ложной посылки, что все люди равны. Но они на самом деле по своему потенциалу категорически не равны, и даже при господстве в обществе самых демократических доктрин, никогда в реальной жизни не были равны и по своему положению в нем. Природа вообще не знает равенства, она иерархична. Во всякой популяции сколько-нибудь и как-нибудь продвинутых людей - всего несколько процентов. Даже просто лиц, чьи интересы выходят за пределы повседневного животного существования, очень мало. И нет ничего более нелепого и вредного для общества в целом, чем делать вид, что неравные равны и тем более делать неравных равными.

Того очевидного факта, что умные и компетентные люди составляют меньшинство, уже совершенно достаточно, чтобы судить о “преимуществах” демократии. Конкретный человек, оказавшийся облеченным властью, может быть, конечно, вполне посредственным, но может оказаться и умным, некоторая элитная группа может состоять из несколько более или несколько менее квалифицированных членов (все равно качественно отличаясь от всей массы), но большинство населения глупо и некомпетентно ВСЕГДА. Поэтому настоящая демократия, если бы она была возможна, была бы сущим бедствием.

Убежденный демократ - либо дурак, либо мазохист. Умный человек мыслит адекватно реальности, понимает, что есть что и кто есть кто, стало быть, как минимум, представляет разницу между собой и себе подобными (чей ум и квалификацию он способен оценить) с одной стороны и большинством прочих - с другой. Если он этой разницы не видит и не представляет - он не умен (дурак ведь потому и дурак, что не понимает, что значит быть умным). Если же он эту разницу представляет, но, тем не менее, искренне считает, что глупость и невежество должны торжествовать над умом и знанием потому, что носителей первых (“таких же людей”) больше - он мазохист.
Любопытно, что когда прямо спрашиваешь интеллигентного человека, что за удовольствие он находит в том, чтобы его жизнь определяли решения, принятые совокупностью мнений угрюмого хамья, зрителей “Дома-2”, ценителей юмора Петросяна-Степаненко, алкашей и бомжей, обычно слышишь о “принципах, препятствующих тирании” или: “Ну, все-таки существуют же механизмы”.

Механизмы действительно существуют, их сравнительную эффективность можно обсуждать, коль скоро речь идет о реальных формах власти тех или иных социальных групп. Вот эти группы мне интересны, их изучением по мере сил и занимаюсь. Они очень разные, и формы их власти тоже разные. Оценивать их, не будучи к ним сопричастным, - дело вкуса, кому что больше нравится. Коль скоро, скажем, кандидату в президенты США желательно скрывать умение играть на фортепьяно - мне это не смешно только потому, что уж слишком противно. По мне это не самая симпатичная форма.

Волков
Русский Обще-Воинский Союз