из статьи в "Комсомольской правде":kp.ru/daily/24380/560487/

Откуда в Европе нацистская грусть...

Спецкор «КП» Дарья Асламова побывала на всеевропейском сборище националистов. И попыталась понять - откуда в наши дни берутся поклонники идей Гитлера
Дарья АСЛАМОВА, Фото автора. — 20.10.2009

Маленький австрийский городок Крумпендорф в провинции Каринтия, лежащий на берегу альпийского озера Вертерзее, - излюбленное место отдыха обеспеченных европейских пенсионеров. Тихая, старомодно-чинная обстановка, богатые особняки и уютные пансионы, утопающие в цветах. Раз в году, осенью, в городок прибывает странная публика со всех концов Европы, отнюдь не похожая на туристов. Крепкие, накачанные, короткостриженые парни в черных высоких бутсах, черных рубашках и камуфляжных штанах и подчеркнуто сдержанные мужчины 30 - 35 лет в традиционных тирольских шортах и замшевых куртках. Молодые женщины, по-саксонски белокурые и розовые, по-баварски крепко сбитые, в пышных крестьянских сарафанах и кружевных белых блузках, которых легко можно принять за участниц фольклорного ансамбля. Если бы не одна деталь: из романтических кружев выходят мускулистые плечи, полностью покрытые татуировками.

На парковках - машины с итальянскими, немецкими и французскими номерами. В ресторанах играет народная немецкая музыка, официантки разносят полулитровые кружки с пивом и тяжеловесные, добросовестные блюда крестьянской кухни с порциями впору великанам.

Это жители Крумпендорфа гостеприимно встречают участников ежегодного чествования ветеранов вермахта и СС на горе Ульрихсберг. «Бал вампиров», «инкубатор молодых фашистов» и «карнавал неонаци» - так европейские журналисты окрестили ульрихсбергское сборище. Сами его участники скромно называют Ульрихсберг «ежегодной встречей европейских националистов».

Нынешняя юбилейная, 50-я годовщина началась со скандала. Под давлением политической элиты Евросоюза и либеральной прессы Ульрихсберг впервые официально отменили, что не помешало националистам всех кровей плюнуть на «трусливую политкорректность» австрийских властей и в полном составе явиться в Каринтию на свою альтернативную встречу. Кроме того, лидеры местной Партии свободы Харальд Янах и Франц Швагер заявили, что частным образом «с несколькими друзьями» поднимутся к мемориалу ветеранов Первой и Второй мировых войн на горе Ульрихсберг и возложат венки.

Анархисты бунтуют сразу против и глобалистов, и националистов.

Каринтия - особая провинция Австрии, безупречно консервативная и ультраправая, крепко сцементированная традицией, с любовью к «доброму, старому времени». Все здесь хорошо взвешено, хорошо рассчитано. Богатые фермерские угодья, опрятные старинные городки, холеная, подстриженная, отмытая земля, где до сих пор в ходу старомодные высококачественные товары: закон и порядок, око за око, священная неприкосновенность частной собственности и уважение к семейному очагу, умеренная религиозность, мудрый и здоровый эгоизм, неприязнь к чужакам и нововведениям. Здесь до сих пор люди с гордостью говорят о себе: «Я крестьянин!»

Больше всего жители Каринтии хотят, чтобы их оставили в покое, чтобы жизнь текла по заведенному порядку. Они счастливо избежали арабской иммиграции, однако не смогли отделаться от «политических беженцев» - чеченцев, которых им навязала Вена. Чеченцы устраивают драки в ресторанах, задирают девушек, отказываются учить немецкий язык и высасывают деньги из местного бюджета. «Странные люди: они требуют без учтивости и принимают без благодарности, - удивлялся мой перевод-чик Йоханес. - Им кажется, что мы, жители Каринтии, все время им должны. И самое удивительное: чеченцы не хотят работать!» (Бедный Йоханес! Где тебе понять гордую чеченскую душу!)

Когда в 1989 году к власти в Каринтии пришел молодой харизматичный губернатор Йорг Хайдер, гей и ультранационалист, местные жители воспряли духом. Хайдер бросил клич «Берегитесь иностранцев!», призвав Австрию резко ограничить иммиграцию и предоставление политического убежища, в особенности чеченцам, которые «обладают повышенным потенциалом насилия». Через два года после скандально знаменитой фразы «В Третьем рейхе была правильная политика занятости» ему пришлось уйти в отставку. Однако он снова вернулся в 1999 году на волне небывалой популярности, когда возглавляемая им австрийская Партия свободы получила треть голосов на всеобщих выборах и сформировала коалиционное правительство. Евросоюз содрогнулся от возмущения и объявил немедленный бойкот австрийскому правительству, а Израиль разорвал с Австрией дипотношения. (Вот вам и демократия: австрийцы осмелились выбрать не того, кого нужно!) Оглушенная тумаками ЕС, Австрия пошла на попятный, и Хайдеру пришлось проститься с постом федерального министра. Однако вплоть до своей загадочной гибели в автокатастрофе в октябре прошлого года губернатор Каринтии оставался самым популярным австрийским политиком. После его такой своевременной смерти еврочиновники вздохнули с облегчением (Хайдер был убежденным противником ЕС). В их глазах Каринтия выглядит отсталым и упрямым ребенком, которого приходится волоком тащить по дороге глобализации и прогресса.

Именно Хайдер придал подлинный размах встречам ветеранов гитлеровской армии в Ульрихсберге. Его симпатии к нацистам вполне объяснимы: отец Хайдера - ветеран СС, мать - член НСДАП (Национал-социалистической рабочей партии Германии). Злые языки утверждали, что в детстве Хайдер, занимаясь фехтованием, отрабатывал свои удары на кукле по имени Симон Визенталь (известный еврейский охотник за нацистскими преступниками).

«На одной из встреч в Ульрихсберге Хайдер заявил: «История наших отцов и прадедов не может быть сведена к простому списку преступлений, а та значительная роль, которую они сыграли в истории, просто брошена им в лицо», - говорит мне член парламента от каринтийской Партии свободы Харальд Янах, молодой мужчина с пронзительными голубыми глазами. - Хайдер умер, и многие струсили. Я лично поднимусь на гору возложить цветы к монументу, чтобы почтить память тех, кто выполнил свой солдатский долг, и тех, кто сумел выжить, и вырастить наших отцов, и поднять страну из руин. Почему мы должны отказываться от своего прошлого? Мой дед тоже был ветераном.

Националисты возлагают венки в день памяти ветеранов Вермахта и СС

АНАРХИСТЫ И НАЦИОНАЛИСТЫ: КТО КОГО?

«Цыгане! Вперед! Бум-бум! Калашников!» - субботним вечером респектабельный Крумпендорф содрогается от популярных балканских песенок, несущихся из динамиков. На лужайке перед зданием мэрии - очень горячие и взъерошенные мальчики и девочки лет 18 - 20 с зелеными, красными, фиолетовыми и синими волосами, одетые полностью в черное. Повсюду плакаты: зайчик с бомбой готовится взорвать Ульрихсберг и надписи «Нет сексизму, расизму и антисемитизму!». Две смазливые девицы, сидя на траве, демонстративно бреют подмышки и ноги. Местные жители, проходя мимо, презрительно поджимают губы. Мальчики и девочки открывают бутылки с игристым вином и кричат: «Победа! Ульрихсберг отменен!» Когда я пытаюсь их сфотографировать, ребята натягивают на лица воротники свитеров или надевают на головы черные капюшоны. «Ты не имеешь права нас фотографировать!» - кричат они мне. «Еще как имею! - возражаю я. - Это публичное событие. Если вы так сильно боитесь, зачем сюда пришли?»

С лидером антифашистов (как они себя называют) или анархистов (как их называют местные) я встретилась в кафе напротив мэрии. Некрасивая увядшая женщина лет пятидесяти, похожая на состарившегося подростка, внимательно, словно режиссер, наблюдала за брожением молодежи на лужайке. Сигарета в зубах, повадки старой девы. Рассматривая это бесполое существо, я настроилась на критический лад. «Йосепина Броз», - представилась она. «Чудное имя!» - удивилась я. «Это не имя, это псевдоним, - пояснила моя собеседница. - Все женщины в нашей организации называют себя так, а у мужчин партийная кличка - Иосип Броз». Щелчок в моей голове: «Вы взяли себе имя югославского президента Тито! Почему?» - «Мы восхищаемся его партизанским движением. Югославы храбро сражались с войсками Гитлера». - «Но почему вы не называете своего настоящего имени? Чего вы боитесь?» - «Мести нацистов. Они собирают материалы на нас и публикуют в Интернете наши фотографии, телефоны и адреса. Это их предупреждение». - «Но в таком случае поздно прятаться.
На вас уже совершали нападение?» - «Пока нет». - «Что вы празднуете сегодня?» - «Официальную отмену Ульрихсберга. Армия и правительство в этом году побоялись выступить на стороне нацистов. Это наша победа. Мы захватили сегодня место перед мэрией, где традиционно выступал Хайдер, и никто нас отсюда не выгонит». - «Почему бы не позволить людям просто тихо, без шума возложить венки? Кому они мешают?» - «Это не просто день памяти. Ульрихсберг готовит почву для возрождения нацизма и воспитывает молодежь, туда приходят студенты и все, кто восхищается фашизмом». - «На одном из ваших плакатов надпись: «Немецкий дуб падет!» Вы выступаете против всего немецкого?» - «Мы выступаем против общества, которое терпит у себя подобные сборища». - «Но Ульрихсберг завтра состоится, хотите вы того или нет. Город полон «чернорубашечников», загляните в любое кафе!» «Я буду там завтра инкогнито, - Йосепина поднимается, строгая и неподкупная. - Если увидите меня, не узнавайте и не подходите». «Будете шпионить?» - «Собирать информацию». Она уходит, соблюдая конспирацию. Не женщина, а воинствующая идея.
А венки к памятнику ветеранам Первой и Второй мировых войн на горе Ульрихсберг новые националисты все-таки возложили.

Компанию «чернорубашечников» я нашла в соседнем баре. Трое бритоголовых мужчин пили пиво и тихо разговаривали между собой по-французски. «Кто они? Националисты из партии Ле Пена? - думала я. - Вероятно». «Эй, ребята! Вы французы?» Они разом повернулись на оклик и смерили меня надменными взглядами. Потом самый старший из них, крепкий мужик лет 35, четко сказал по-английски: «Нет, мы не французы. Мы из Эльзаса». «О, черт! Какой прокол! - подумала я. - Это же этнические немцы, которые ратуют за возврат французского Эльзаса Германии. Назвать их французами - худшее оскорбление». Заметив мою растерянность, старший смягчился: «Ладно, каждый может ошибиться. Садись с нами. Меня зовут, допустим, Марк». - «Допустим?! Да что с вами со всеми, ребята? То антифашисты шифруются и называют себя Иосипами Тито, то националисты прячут головы, как страусы в песок». - «Это всеевропейская болезнь под названием «страх собственного мнения, - смеется «допустим, Марк». - Боязнь прослыть неполиткорректным. Значит, ты общалась с этими словенскими анархистами?» - «Почему словенскими? И даже если и так: что ты имеешь против словенцев?» - «Ничего. Словенцы - отличные ребята у себя в Словении, а здесь, в Австрии, они - меньшинство и пятая колонна. Все местные анархистские организации - сборище юных словенских дурачков, которыми руководят умные люди». - «Кто же эти умники?» - «Прислужники «совета трехсот». Триста - условная цифра, обозначающая владельцев транснациональных корпораций - мировую олигархию. Тех, кто решает, быть на земле миру или войне, голоду или изобилию, кризису или стабильности. А главный враг транснациональных корпораций - национальное государство, отстаивающее местных производителей и культуру. В идеальном «транснациональном» мире мы с тобой должны сидеть в «Макдоналдсе» и есть гамбургеры, запивая кока-колой, потом идти пить кофе в «Старбакс» или отправляться в шопинг-мол покупать китайские джинсы и голландские водянистые помидоры. Но сидим мы с тобой в Каринтии, едим сосиски с капустой и пьем пиво, а местный народ любит покупать помидоры у своих фермеров на рынке и носить национальные костюмы. Потому Каринтия всегда была бельмом на глазу у ЕС. Сам Евросоюз - гениальное изобретение международных компаний: полное отсутствие границ и таможен, контроль над национальными производителями из Брюсселя, где кучка зажравшихся евробюрократов решает, сколько твоя страна должна посадить оливковых деревьев и какое количество молока могут давать твои коровы, чтобы, не дай бог, не нарушить чью-нибудь молочную монополию. Европейское правительство - это половина мечты, главная мечта - мировое правительство. Нас к этому готовят идеологи «глобализации», «политкорректности» и «мультикультурности». Вот ты, к примеру, знаешь разницу между либерализмом и неолиберализмом?»

- Знаю. Либерализм отстаивает права большинства, а неолиберализм - права меньшинств и бичует большинство, не желающее считаться с меньшинством.

- Браво! Принесите еще кружку пива! Неолиберализм - изумительный рычаг расшатывания национальных государств. В каждой стране есть свое меньшинство, своя пятая колонна: в Австрии - словенцы, в Словении - боснийцы, в Сербии - албанцы, в Хорватии - сербы, цыгане в Румынии и, к примеру, чеченцы в России. Меньшинство всегда недовольно, и неолибералы умело разжигают это недовольство, спекулируя на «правах человека». Большинство пытается откупиться от меньшинства, а тому все мало, сколько ни давай. Меньшинство ненасытно, потому что хочет иметь права БОЛЬШИНСТВА. Но есть единственный способ разделаться с меньшинством: это заткнуть ему рот и сделать частью большинства, а несогласных уничтожить как госизменников. Это главный принцип Великой французской революции. Когда в Каринтии словенцы потребовали, чтобы все надписи писались на двух языках - словенском и немецком, Хайдер лично пошел выкорчевывать надписи на словенском, четко сознавая: один язык - одно государство».

- Ты очень красиво и логично подводишь меня к идеологии национализма. Но вот беда: национализм всегда тесно соприкасается с нацизмом, хотя граница между ними, безусловно, есть. Важно ее не перейти. Завтра ты тоже вместе со всеми пойдешь на гору Ульрихсберг возлагать цветы ветеранам СС?» Мой собеседник вздыхает: «Ничего ты не поняла. Не дели мир на черное и белое. Завтра немецкие мальчики и девочки понесут цветы не нацистам и эсэсовцам - они понесут цветы своим дедушкам и прадедушкам. Они устали испытывать стыд за свою кровь. Кем бы ни был твой дедушка - каторжником, висельником или убийцей, он вправе рассчитывать на твое прощение. Кто еще будет в истории его адвокатом? Узы крови - самые сильные на земле, как бы их ни пытались уничтожить глобалисты. Если ты не придешь на могилу твоего дедушки, твои внуки будут вправе плюнуть и на твою могилу.

«МНЕ ПОЖАЛ РУКУ ГИТЛЕР!»

Дорога круто идет вверх, и я едва дышу, стараясь поспеть за восьмидесятилетним Георгом Камплом. С резвостью горной козы он карабкается в гору Ульрихсберг и рассказывает мне о своем отце, майоре вермахта, который воевал в России, а потом два года сидел в английском концлагере. «Самой большой ошибкой Гитлера было нападение на Россию, - говорит герр Кампл. - Если бы он придерживался пакта Молотова - Риббентропа, все могло бы сложиться иначе. Я восхищаюсь вашим Путиным, это настоящий русский националист. И он сумел настоять, чтобы ракеты ПРО убрали из Чехии. Европа должна понять, что без России она не существует, мы можем жить только с русскими. Я встретил ту войну с Россией 12-летним мальчиком, в элитной военной академии в Шарлотенбурге в Берлине. У Гитлера возникла идея подготовить преданную привилегированную военную касту из здоровых крестьянских детей со свежей кровью. Мы прошли жесточайший отбор - по физическим и интеллектуальным параметрам. На парадах мне как одному из лучших учеников жали руку Гитлер, Геббельс, Риббентроп и Борман». Выцветшие глаза герра Кампла загораются воодушевлением.

«Нас берегли до последнего. Когда вся Германия испытывала тяготы войны, нас, надежду нации, обеспечивали всем необходимым. Это была строгая, но справедливая жизнь. Нас поднимали в шесть утра и выгоняли на улицу на зарядку в любую погоду в коротких штанах». - Герр Кампл так подробно рассказывает мне школьный распорядок дня, как будто это было вчера. «То были лучшие годы моей жизни, - с грустью вздыхает он. «А что вы думаете о холокосте и концлагерях, герр Кампл?» - «Мы ничего тогда не знали. Англичане и американцы утверждают, что знали о концлагерях еще в 1942 году. Почему же они не бомбили железные дороги, ведущие к ним, не уничтожали коммуникации? Может, им это бездействие было удобно?»

Герр Кампл рисует мне благостную картину Третьего рейха: «У моей матушки на ферме работали две белоруски из-под Смоленска. У одной из них случилась любовь с соседским парнем, и она родила от него ребенка. Когда пришла Красная Армия, она испугалась, что ее расстреляют как предательницу, и целый год пряталась в горах Каринтии. Мы ее там подкармливали. Потом она вышла замуж за своего возлюбленного и родила от него еще пятерых детей. Я до сих пор дружу с ее дочерью, а ее внук сейчас - мэр маленького городка в Каринтии. Что было между русскими и немцами, то прошло, а сейчас мы должны держаться друг друга: у нас есть общий враг - Америка».

До вершины совсем недалеко, когда путь колонне нацистов преграждает отряд антифашистов. Полицейский кордон с трудом сдерживает толпу молодых людей в черных капюшонах, выкрикивающих антифашистские лозунги. Воздух вокруг насыщен злым возбуждением. На деревьях расклеены полицейские предупреждения: «В целях обеспечения безопасности каждый, кто сегодня поднимается на гору Ульрихсберг, будет сфотографирован и опознан».

Уже на самой вершине, у подножия огромного креста, куда возлагают венки, я обнаруживаю множество молодых людей в национальных костюмах. Один из них по имени Франц, сияющий переизбытком здоровья юноша, которому явно пошли впрок кровяные колбаски и пиво, объясняет мне, что все они - студенты университета и пришли отдать дань уважения своим прадедам. На его нежном лице со всеми оттенками розового и молочного три странных грубых шрама. У меня мелькает смутная догадка: когда-то такие шрамы указывали на принадлежность к тайному обществу. «Откуда это у вас?» - указываю я на рубцы. Франц заливается румянцем до ушей: «Это след студенческой дуэли». - «Не может быть! Вы до сих пор сражаетесь на саблях, как студенты прошлых веков?!» «Конечно! Мы, члены студенческого корпоративного общества, полностью соблюдаем старинные традиции», - с гордостью отвечает он. (Антифашисты считают традиционные студенческие общества, столь популярные в Германии и Австрии уже несколько веков, рассадником националистических идей и своего рода ультраправой мафией. Именно из этой среды выходят будущие лидеры национализма.)

Церемонию памяти у креста националисты проводят в ускоренном темпе (явно опасаясь антифашистов). Власти даже не позволили открыть старинную церковь, где находятся памятные таблички добровольцам вермахта из Голландии, Швеции, Норвегии, Италии, Испании, Хорватии и Латвии. Под песню «Был у меня товарищ» к мемориалу возлагаются венки, а после минуты молчания все дружно спускаются вниз, в альпийскую харчевню, где можно съесть жирный кусок свинины, выпить пива и потанцевать. У входа в кабачок ко мне бросается немолодой мужчина в зеленом каринтийском пиджаке: «Меня зовут Мюллер. Вы ведь из России? Как там наш Жириновский?» - «ВАШ Жириновский?» - «Он был у нас в Каринтии. Его здесь все обожают». - «Но вы все тут антисемиты, а у Жириновского папа юрист». «Ничего страшного, и среди евреев бывают хорошие люди. - Мюллер демонстрирует широту взглядов. - Редко, но бывают. У меня, видите ли, шестеро сыновей, и Жириновский сразу мне предложил: слушай, отдай троих пацанов в Россию, нам нужна здоровая крестьянская кровь». - «Ну что, отдадите?» «Может, и отдам, - чешет в голове Мюллер. - Девчонки у вас красивые». И кричит мне на прощание: «Да здравствует Путин! Да сгинет Америка!» На том и порешили.

НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ

Воскресным вечером в ресторане отеля «Розенхайм» яблоку негде упасть. Строгий фейс-контроль останавливает двух скинхедов с татуировками и в майках с надписями «Мой босс - австрийский художник». Скандальным бритоголовым нечего делать на празднике серьезных националистов. У меня с прической все в порядке: пускают, хоть и неохотно. Две чрезвычайно воспитанные немецкие овчарки обнюхивают меня у входа. «Не бойтесь, не укусят», - успокаивает их хозяин.

В зале вовсю гремят нацистские марши, и мне открывается картина, достойная лучших пропагандистских фильмов Геббельса. Высокие пивные кружки, отличные жирные колбаски с кислой капустой и прекрасные чистокровные арийские семьи: папы-блондины со светлыми, как у викингов, глазами, мамы, здоровые белокурые фрау в расшитых сарафанах, а между столами бегают детки в коротких штанишках, повсюду получая порции ласк и поцелуев. Среди присутствующих - несколько ветеранов, девяностолетних, глубоко разжеванных жизнью стариков с отсутствующим взглядом, которые бродят мыслями где-то в прошлом веке, в Германии или в Сибири, кто знает. Все они окружены обожанием друзей и родственников и тихо посасывают пиво. Бодрые солдатские марши сменяются нежной «Лили Марлен», вышибающей слезу у пожилых дам. Прошлое! И еще раз прошлое! Как оно сильно и эластично!

Я слышу немецкую, итальянскую и французскую речь. И вдруг: не может быть! Англичане? А теперь еще интереснее: американцы?! И через минуту я знакомлюсь с мистером Гарри Купером, главой известной американской организации «Охотники за акулами», членом которой был президент Рональд Рейган. «Мой последний президент», - говорит о нем мистер Купер. «Охотники за акулами» занимаются историей Второй мировой войны, в частности, историей немецких субмарин. «Гитлер не умер в бункере, - уверенно говорит мистер Купер. - Я не думаю, я это ЗНАЮ. Я жизнь положил на изучение смерти Гитлера. И я рад, что последние исследования подтвердили мою теорию. Ученые доказали, что фрагмент черепа Гитлера, который хранится в России, принадлежит двадцатилетней женщине, а Сталин в июле 1945 года требовал найти тело Гитлера. Знаешь ли ты, что целых два года после окончания войны немецкие субмарины бороздили океаны, эвакуируя нацистов в Южную Америку?» Купер рассказывает мне о тайных портах для подлодок в Аргентине, которые Третий рейх готовил задолго до конца империи. О деревне «Новая Бавария» в Патагонии, где проживали военные преступники, укрывшиеся от правосудия.

И вдруг я слышу музыку, от которой буквально подпрыгиваю на стуле. «Калинка-малинка!» Сюрреалистическое зрелище: неонаци и националисты всех мастей, стукаясь пивными кружками, самозабвенно распевают «Калинку-малинку!». «Почему тебя это удивляет? - говорит Гарри Купер. - Неужели ты думаешь, что здесь не встретили бы с почетом и советских ветеранов? Здесь уважают прежде всего настоящих СОЛДАТ, тех, кто воевал храбро и до конца. А русские сражались достойно!» Да, все они были солдатами, все несли на себе тяжесть ранцев и фляг, печать слепого повиновения и чувство чести. Разница лишь в том, на чьей стороне они воевали - Добра или Зла.

«БЫТЬ БОЛЬШИНСТВОМ УЖЕ НЕКОРРЕКТНО»

Да, именно такие слова я услышала от англичанина Тони, умного, ироничного мужчины моих лет, который мне сразу понравился. Мы стоим на веранде, и Тони мнет в пепельнице уже десятую сигарету. «Нет, Тони, ты не можешь так говорить! - Я невольно волнуюсь. - Ты англичанин. Наши деды вместе сражались с Гитлером во Вторую мировую, это наш общий враг». «Неужели ты думаешь, что я забыл подвиги моего деда? Он дважды сражался с немцами: сначала мальчишкой в Первую мировую, потом немолодым человеком - во Вторую. При высадке в Нормандии ему было 44 года. Правда, в промежутке между двумя войнами он служил в специальном подразделении, уничтожавшем ирландских католиков, чего впоследствии стыдился. И все же я считаю: при нацистах Европа осталась бы белой и христианской, они не допустили бы массовой мусульманской иммиграции и мечетей в главных европейских столицах. У себя дома я не могу быть больше англичанином! Я могу быть арабом, пакистанцем, ирландцем, шотландцем, даже педерастом, но только не англичанином. Это политически некорректно - быть большинством! Если я повешу на свой дом английский флаг, ко мне явится полиция: «Снимите! Это провоцирует мусульман!» Моя соседка, пожилая английская леди, собирала коллекцию свиней-копилок. Они стояли в ее домике на окошке: милые розовые поросята. К ней явилась полиция и потребовала убрать поросят. На нее написали жалобу соседи-мусульмане: им, видите ли, оскорбительно видеть свиней. Я не могу выставить на окно библейские фигурки перед Рождеством! Что скажут мусульмане? Включи британское телевидение с утра. Кого мы видим на экране? Смуглого индуса или темнокожего араба, знаменитого гомосексуалиста или лесбиянку, но только не нормального белокожего семейного англичанина, потому что он неприличен. Нашим детям в школе в десять лет объясняют, что они сами могут выбрать сексуальную ориентацию! С Англией покончено, говорю тебе, покончено! Как и покончено с Европой! Объясни мне, что такое мультикультурность? Как могут разные культуры мирно существовать рядом? Одна, более агрессивная, обязательно сожрет другую, уступчивую: так в Англии культура хиджаба и мечети поглощает христианскую культуру. Мы, европейцы, оказались заложниками фальшивых идей политкорректности и мультикультурности. После Второй мировой войны Европа так боялась повторения холокоста в Европе, что тотально насаждала в наше сознание идеи неолиберализма. Зато Израилем правят самые безжалостные националисты и втаптывают палестинцев в землю. За такие слова в Англии меня могут посадить в тюрьму, и это не шутка. Встречи в Австрии для нас, националистов разных стран, - единственная возможность ПОГОВОРИТЬ. В тоталитарном европейском обществе существует набор ПРАВИЛЬНЫХ идей, который дозволен, и НЕПРАВИЛЬНЫХ, за которые можно поплатиться всем - свободой, карьерой, репутацией. Чем в таком случае мы лучше коммунистов? Или фашистов? Мы забыли простую истину: идеи нельзя запретить. Идеи могут быть обезврежены только идеями».

Дарья Асламова

Отредактировано marquis (2009-10-22 10:11:06)